одическое я Ломоносова
существует только в мире высокого, в сфере героической поэзии, в планетарных
и космических пространствах. В пределах конкретной тематики дидактических
Письмо
о пользе стекла, сатирических, эпических жанров ему тесно, его присутствие
там было бы лишним.
131
Но ведь разговор с царями и
властителями определен самим жанром оды В чем же здесь своеобразие Ломоносовской
разработки одического я и его роли в композиции оды
Действительно, разговор, обращение
к самодержцам есть и у одических поэтов, предшественников Ломоносова, и у его
современников Феофана Прокоповича, Кантемира, Тредиаковского, Сумарокова и
др.
Но только Ломоносов сделал
основой своей одической манеры эмоциональное отношение к истории и деятелям
России, к ее современному положению и к ее прошлому. Вот это подчеркнутое
эмоциональное отношение и составляет специфику, придает оригинальность
поэтическому я Ломоносовских од.
Сила и мощь Ломоносовского
поэтического я в его уверенности, что он вправе говорить от имени нации и
выражать ее чувства. Поэтому Ломоносов свою поэзию считал выражением общего, а
не индивидуального чувства:
Творец и царь
небес безмерных, Источник
лет, веков отец, Услышь глас россиян верных И чиста искренность сердец
Ода 1743 г.
Глас россиян верных, о
котором говорится в этой строфе, это ведь и есть ода Ломоносова, вся
посвященная подробному изложению того, чего ждет вместе со всеми россиянами
поэт от наследника престола, носителя имени Петра.
Перейти от общего к частному и
индивидуальному, от голоса нации к выражению индивидуальной страсти
значило, по
мнению Ломоносова, из мира вечных ценностей перейти в сферу эгоистических
интересов сословий и людей, это значило превратить поэзию из
силы, равновеликой
государству, религии, истории, в забаву, игрушку, прихоть. Вот почему он
так непримирим к лирике любви:
Мне струны
поневоле Звучат
геройский шум. Не возмущайте боле Любовно мысли ум; Хоть нежности сердечной В
любви я не лишен; Героев славой вечной Я больше восхищен.
132
Такое самоограничение
закономерно привело к тому, что стихия эмоционально-поэтического не стала
всеопределяющим
началом поэзии Ломоносова, а только равноправным ее элементом наряду с
началами рационалистической логики, дидактики и морализма.
Поэтому несколько
поколений
поэтов 17701790-х годов видели в поэзии Ломоносова, в ее эстетике и принципах
стиля только препятствия, а не опору в своих творческих исканиях. Понадобилась
карамзинская антиломоносовская реформа для того, чтобы Ломоносов был оценен и
понят как предтеча русской романтической лирики.