СЕРМАН И.З. ПОЭТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ ЛОМОНОСОВА

2 Когда предлагаемая персона или вещь представляется на чрезъестественном месте, н. п. :

Я деву в солнце зрю стояща, Рукою отрока держащую И купно всю Россию с ним. Украшена везде звездами, Разит Перуном вниз своим, Гоня противности с бедами.

На прибытие Петра Федоровича,

1742 г.

3 Когда действие из одного времени в другое перенесено будет. Так говорит Андромаха о убиенном своем Гекторе у Сенеки: Уже рукою меч заносит и в греческий флот бросает сильный пламень; греки, не зрите вы Гектора Или одна я вижу. 146

4 Когда предлагаемая вещь чрезвычайно велика или мала представлена будет. Таким образом представил Лукреций суеверие древних поганских народов: Жизнь человеческая бесчестно на земли лежала попрана тяжким суеверием, которое, главу свою от небес показу, ужасным взглядом на смертных взирало.

В этом определении и особенно в примерах еще очень много формально-риторического, отдающего московской академической выучкой и традициями церковного красноречия. Ломоносов еще не преодолел представления о вымысле как украшении, как орнаментальном элементе риторического построения. За те несколько лет, которые отделяют первую Риторику от второй в поэтическом самосознании Ломоносова многое уточнилось под влиянием его собственной творческой практики, с одной стороны, и литературного движения эпохи с другой.

3

Формулировки и примеры главы О вымыслах во второй Риторике соотносятся самым непосредственным образом с одним из важнейших литературных споров немецкой литературы 1740-х годов с борьбой Готшеда и швейцарцев Бодмера и Брейтингера по вопросу о допустимости чудесного в поэзии. Европейский классицизм на просветительской стадии своего развития, после Бухало, как правило, решительно отвергал чудесное или допускал его в виде аллегорий, как в Генриаде Вольтера, где действуют олицетворенные Раздор, Ненависть и пр. Уже Бухало видел в мифологии только источник изящных символов, поэтических фикций, которые разум постигает, не веря в них. Поэтому Бухало принципиально противопоставлял чудеса античной мифологии чудесам христианской религии, которые, по его мнению, непригодны для изображения в поэзии, потому что они непонятны с точки зрения разума, а только понятное может быть объектом поэзии. ¹⁹ 147

Бухало категорически отвергал превращение персонажей христианской религии в героев поэзии:

Неправы те из нас, кто гонит из стихов Мифологических героев и богов, Считая правильным, разумным и приличным, Чтоб уподобился Господь богам античным

Зачем изображать прилежно Сатану,

Что с Провидением всегда ведет войну

И, бросив тень свою на путь героя славный,

С Творцом вступает в спор, как будто с равным равный²