падежом
причастия, как советовал Тредиаковский. Еще более характерен для отношения
Ломоносова к спору Тредиаковского с Сумароковым пример со словом поборник. В
Гамлете Клавдий так сам себя
характеризует:
Се, боже, пред тобой сей мерзкий
человек, Который срамотой одной наполнил век, Поборник истины, бесстыдных дел
рачитель, Враг твой, враг ближнего, убийца и мучитель.
Д. II, ев. 1
По поводу этого образца сумароковского
стиля Тредиаковский злорадно писал: Но славное в Гамлете слово поборник, в
действии II, в ев. 1, выговоренное Клавдиям, сколько
в ложном ознаменовании употреблено, столько и в смешном, для того, что сие
показывает, что . . . автор мало
бывает в церькве . . . ибо инока . . . мог услышать . . . что слово
поборник значит не противника, но защитника и споспешника Ш.
Ломоносов ввел слово
поборник в свое переложение 70-го
псалма именно в том смысле, в котором его толковал Тредиаковский, и вовсе не
потому, что этого требовал текст оригинала:
Поборник мне и
бог мой буди Против
стремящихся врагов И бренной сей и тленной груди Стена, защита и покров.
213
Напротив, в Псалме 70 слова поборник нет вообще, и
тексту, переложенному
Ломоносовым, соответствуют следующие слова Псалтыри: Буди ми в бога
защитителя, и в место крепко спаси мя: яко
утверждение мое и прибежище мое оси ты. Сначала Ломоносов хотел поставить в
первой строке защитник, но потом остановился на окончательной
редакции. Поборник у него употреблено именно в
том значении, которое так снисходительно объяснял Сумарокову Тредиаковский.
Внимательное изучение правки, которую
произвел Ломоносов в своих стихах 1740-х годов для издания 1751 г.
, доказывает,
во-первых, что Ломоносов Письмо Тредиаковского читал и, во-вторых, что
суждения последнего даже по вопросам высокой поэзии были Ломоносовым серьезно
продуманы и частично нашли у него практическое применение.
Уже в замечаниях по
поводу сумароковского
употребления слова дающую Тредиаковский отмечал, как большой недостаток его
стиля, разрыв между логическим подлежащим и управляемыми словами, в
результате чего нарушается логическая связь между строфами. Ломоносов не
пропустил и этого замечания Тредиаковского. В Вечернем размышлении и в
редакции Риторики 1748 г. вся вторая строфа состояла из придаточных
предложений, отнесенных к слову бездна в первой строфе:
Открылась
бездна звезд полна:
Звездам числа нет, бездне дна. Песчинка как в морских волнах, Как мала искра
в
вечном льде, Как в сильном вихре тонкий прах, В свирепом как перо огне, Как
персть между высоких гор, Так гибнет в ней мой ум и взор.
Ломоносов, по-
видимому, заметил
этот недостаток логической связи. Он испробовал сначала такой вариант двух
последних строк:
