вил, что по соизволению великой княгини Екатерины
Алексеевны ему велено быть в тот
день в Ораниенбаум». По вступлении её на
престол, Ломоносов приветствовал новую Монархиею одою.
Не прошло года, как Екатерина взыскала Ломоносова
особенною
милостью; неизвестно по чьему ходатайству ( может быть, Дашковой ), она
возымела мысль
дать ему пенсию, как показываюсь следующие строки к Олсуфьеву, замечательные
столько же по своему лаконизму,
как и по великодушной заботливости, в них выражающейся:
«Адам Васильевич! Я чаю, Ломоносов
беден; сговоритесь с гетманом, не можно
ли ему пенсию дать, и скажи мне ответ. м
Лебединая песнь Ломоносова, его
последняя ода,
которою он встретил 1764 год,
опять посвящена Екатерине. Страдая с давних пор болезнью ног, которая часто
упоминается в протоколах Академий,
как причина его непри-сутствия в заседаниях, он уже предчувствует близкий конец,
говорит о
«преклонности своего века, о гонящем в гроб недуге». Но он вместе с тем
предчувствует и величие нового царствования:
На трон
взошла Екатерина Не токмо, чтоб себя спасти, Но чтоб Россиян вознести.....
24-го мая того же года записано
в протоколе: «Разсуж-даемо было о публичном собрании ( но случаю
дня восшествия на престол, 28-го июня ), и Ломоносов выразил уверенность,
что Императрица, так
же как и в прошлом году, удостоить собрание Академии своим присутствием, почему
никто не
должен говорить при этом случае по-латыни, но по-русски, по-немецки и
по-французски.» Собрание это не состоялось по причине скорого отъезда Екатерины
в Эстляндию и Лифляндию, но недели за две до
того Ломоносов имел счастий принять Государыню у себя. Он жил, уже несколько
лет, в собственном доме, построенном на месте,
