ным
образом, солдатские дети. Дворянских
детей было принято в этом году только четверо (ААН, разр. I, оп. 70, № 2,
лл. 103 об. 109 об. ).
325
Печатается по
подлиннику, писанному
писарской рукой и подписанному Разумовским и Ломоносовым
(ЦГАДА, ф. Госархива,
XVI, № 139, л. 13).
Впервые напечатано —
Пекарский, И, стр. 682—683.
Процедура
утверждения
университетских „привилегий" должна была слагаться из двух разновременных
стадий: сперва в образованной при императорском дворе Конференции должны были
быть рассмотрены и одобрены разработанный Ломоносовым перечень привилегий
(„пункты") и составленный им же проект грамоты о привилегиях
(„формуляр"), а затем эта грамота, переписанная на пергаменте, должна
была быть скреплена (или, как говорилось, „контрассигнована") канцлером
и подписана императрицей.
Публикуемое
представление было-
обращено на имя императрицы Елизаветы и содержало просьбу о выполнении первой
из вышеуказанных двух стадий. Как показал последующий ход событий, Ломоносов
обманывался, считая эту первую стадию дела решающей (ср. т. X наст, изд. ,
письмо 66). Не сомневаясь, что дело дойдет и до второй, Ломоносов
подготовлял ее заранее: в промежуток времени между 24 января и 25 мая 1760
г. им
были заказаны „большая пергаминная
кожа", „украшения", т. е. рисунки
для орнаментации грамоты, краски для них, „капсель и шнуры" для висячей
печати и тафта для переплета (Билярский, стр. 415).
Упомянутые в'
представлении
„пункты" и „формуляр", составленные Ломоносовым в 1759
г. (см. т. X
наст, изд. , документ 517), не отысканы. Рассмотрение дела в Конференции
затянулось, несмотря на неоднократные обращения Ломоносова к влиятельнейшему
члену Конференции — И. И. Шувалову. Из писем Ломоносова к нему видно, что
„пункты" и „формуляр" были одобрены Конференцией никак не ранее 20
апреля 1760 г. (см. там же, письмо 67).
Вторая стадия
затянулась еще
более. Канцлер М. И. Воронцов контрассигновал грамоту о привилегиях только
в феврале следующего 1761 г. (там же, письмо 73). Оставалось получить подпись
императрицы, и тут Ломоносов натолкнулся на непреодолимые препятствия. Он
пустил в ход все доступные ему средства воздействия: торопил Воронцова, взывал
к его чувству ответственности, ссылаясь на злорадство врагов русского
просвещения, которые „доброе предприятие осмехают и худыми пререканиями
отнимают охоту" (там же), передал через Шувалова Елизавете
