шум
гербарием, собранием
минералов, а также большим числом восточных, китайских и сибирских редкостей.
В одной из
зал, устало
откинувшись в кресло и уронив длинные руки на подлокотники, сидел посреди
собранных им вещей сам Петр. Он был одет в лазоревое, шитое серебром
платье, с
голубем орденом Андрея Первозванного и коротким кортиком. Маленькие
топорщащиеся усики и широко раскрытые глаза придавали его лицу выражение
гневного внимания. Лицо Петра пугало своей жизненностью. Оно было вылито
К. Растрелли
из воска с алебастровой маски, снятой после смерти Петра. На Петре был его
природный
парик, сделанный из его собственных волос, срезанных во время персидского
похода.
В кунсткамере
хранились и
другие вещи Петра: его зеленый суконный мундир Преображенского полка, замшевый
колет и простреленная на войне шляпа. В углу стояла памятная многим дубина
Петра с набалдашником из слоновой кости. Было много людей, которым не
хотелось сталкиваться лицом к лицу даже с восковым Петром. А бывший повар
Петра Иоганн Фельтен даже прямо посоветовал своему зятю Шумахеру, разумея
помянутую дубину: можно было бы сию мебель поставить в стороне, чтоб она в
глаза не попадалась, ибо у него на спине прежде плясывала. И охотников
посещать кунсткамеру было не много.
Научная жизнь Петербургской
Академии зависела во многом от личных интересов и добросовестности отдельных
академиков. Тогда как раз развернул свою деятельность Географический
департамент,
где работали Делил и Леонард Эйлер. Снаряжалась большая экспедиция в
Сибирь. Экспедиции
понадобился химик, знакомый с горным делом. Корф решил выписать его из-за
границы и адресовался в Германию к берг-физику и металлургу И Ганкелю. Тот
ответил, что такого знатока сыскать невозможно, но подал совет прислать к
нему двух
