протеста. Перебесившись и
вдоволь постращав миролюбивых бюргеров, почивающих в пуховых перинах и ватных
колпаках, немецкие студенты сами становились законопослушными и ограниченными
филистерами.
Наделенный кипучей и
необузданной натурой, русский помор Ломоносов был на голову выше этих немецких
зауряд-студиозусов.
Он умел ревностно поглощать знания, смело углубляться в не изведанные еще
области науки.
Вольф не
торопился с обучением
присланных к нему студентов. Он полагал, что им надо еще приобрести
основательные
знания немецкого языка, чтобы слушать его лекции. Кроме того, как заправские
студенты, они намеревались обучиться фехтованию. Учителей им пришлось
подыскивать самим. Но с первых же шагов за границей русские студенты показали,
что они вполне отдавали себе отчет в том, что им нужно, и умели критически
отнестись к достоинствам своих учителей. Они договорились с местным медиком
Конрада,
что он будет вести с ними теоретические и практические занятия по химии и
объяснит им основы этой науки. Студенты скоро раскусили, что имеют дело не с
настоящим ученым, и через три недели смело отказались от его лекций.
Это заставило
Вольфа поближе
присмотреться к диковинным русским молодым людям. По его совету они стали
слушать лекции по математике и химии у профессора Дуйзинга, читавшего на
медицинском факультете, где ютилась химия. Впоследствии в июле 1739 года
Ю. Дуйзинг
письменно засвидетельствовал, что весьма достойный и даровитый юноша Михаил
Ломоносов, студент философии. . . с неутомимым прилежанием слушал лекции
химии, читанные мною в течение 1737 года, и. . . по моему убеждению, он
извлек из них немалую пользу. Однако Дуйзинг. занимавшийся химией
применительно к медицине и преподававший ее по устаревшим учебникам, не мог
дать Ломоносову ни теоретических оснований, ни ясной перспективы того пути по
kotodomv должно пойти развитие химической науки.
