Шмелина. Но что Сумароков был
взбешен одой Шувалова известно из его письма к Екатерине II от 25 февраля 1770
г. Указав, что гр. А. П. Шувалов неоднократно ругал его перед всей Европой
s, Сумароков прибавляет: Написал
он наконец обо мне: Un copisle in sense des defants de Racine, а внизу в
примечаниях и имя мое включил в оде, которую он и России изрядно подучивал; но
я
все терпеть должен, когда судьбина так хочет. 16 В другом письме он
пишет, что Шувалов, . , явственно, меня, отходя от правил критики, по
Парнасу
ругал, а я еще молчу, хотя и не должен письмо от 4 марта. 17
Шмелин записал в своих материалах еще один отзыв
Сумарокова о Ломоносове, относящийся к первым дням после смерти поэта. Во
время похорон Ломоносова Сумароков, указывая на покойника, лежавшего в гробу,
сказал; угомонился дурак и не может более шуметь. Шмелин прибавляет, что
ответил ему на эту бестактность: не советывад бы я вам сказать ему этс
Пир жизни. 18
Как ни скудны эти сведения об отношении к Ломоносову поэтов из
среднего
дворянства, в частности Сумарокова, они являются последними штрихами в
длительной литературной борьбе между Ломоносовым и его антагонистами.
Дальнейшая судьба произведений Ломоносова в
формировании русской литературы второй половины XVIII в. в частности изменение
отношений к нему среднего дворянства в конце шестидесятых и начале семидесятых
годов, со времени появления В. П. Петрова, не входит в рамка настоящего
исследования. Но невозможно удержаться от того, чтобы не привести
исключительно любопытную характеристику Ломоносова больше как
историка, но, отчасти,
и как поэта, относящуюся в концу 80-х началу 90-х гг. XVIII в.
Был у нас наконец муж, всеми
дарованиями природы и учения одаренный. Господин статский советник Ломоносов
был беспрекословно тог муж, который обладал всеми способностями прямого
Повествователя, В нем
находилась обширного Тита Ливия соображения природа, великое тонкого Тацита
политики проницание, н. краткого Салюстиева
красноречия острота; словом, в нем видно п глубокое наук знание, и мыслей
изобилие, и витийства богатство. Его несравненным пером оставленная нам первая
часть Русского повествования свидетельствует, коль отменным и в предложении
приключений обладав он искусством; и хотя в исследовании времен и народов
прохождения малую
показал он прилежность, и виде погрешил небрежением, но то без сомнения мог
бы, осмотревшись
