Здесь глубоким сном
покрытый
означает не сонный, а скорее всего подверженный глубокой грезе, навеянной
льстецами
и коварной их любовью. Солнце здесь это Франция, намек вполне понятный, если
вспомнить прозвище Людовика XIV, со времени смерти которого минуло всего два с
небольшим десятилетия, Луна Турция, опять-таки вполне прозрачный намек на
мусульманский полумесяц. Французская дипломатия в ту пору настойчиво толкала
Швецию и Турцию к союзу против России. Не случайно здесь напоминание об отце
Елизаветы и его Полтавской победе и намек на недавнее поражение турок при Анне
Иоанновне, по поводу которого Ломоносов роскошествовал другого слова не
подберешь в победительных стихах своей охтинской оды:
Целуйте ногу
ту в слезах, Что
вас, Агаряне, попрала, Целуйте руку, что вам страх Мечом кровавым показала.
Впрочем, в Оде на
прибытие, Ломоносов
отходит от этого восточно-изощренного этикета, памятуя о том, что теперь
перед ним западный противник, и, сообразно этому, триумфальный ритуал
предлагается другой: Целуй Елизаветин меч. В обращении к новому противнику
больше достоинства, потому что теперь поэт знает о борьбе России с ее врагами
нечто недоступное ему раньше Россию сам Господь блюдет. Вот почему идущие
далее картины воинской доблести русских в борьбе против готов шведов
изображаются в масштабах поистине всемирных, вызывающих священный ужас:
Уже и морем и
землею Российское
воинство течет И сильной крепостью своею За лес и реки Готов жмет. Огня
ревущего удары И свист от ярд летящих ярый Сгущенный дымом воздух рвут И тяжких
гор сердца трясут; Уже мрачится свет полдневный, Повсюду вид и слух плачевный.
Там кони
бурными ногами
Взвивают к небу прах густой, Там смерть меж Готскими полками Бежит ярясь из
строя в строй, И алчна челюсть отверзает, И хладны руки простирает, Их
гордый исторгая дух; Там тысячи валятся вдруг. Но если хочешь видеть
ясно, Коль
Росско воинство ужасно,
Взойди на брег
крутой высоко, Где
кончится землею пинт; Простри свое чрез воды око, Коль много обнял
Горизонт; Внимай,
как Юг пучину давит,
