отличие от Ломоносова и
Крашенинникова произошло в обход Академического собрания: по его делу в Сенате
фигурировал аттестат, выданный ему Святейшим Синодом, а не свидетельство
академиков. Так или иначе, 12 августа 1745 года день знаменательный в
истории Академии наук: через двадцать лет после ее основания два природных
россиянина наконец-то получили место среди профессоров.
Потерпев поражение в этой схватке с
Ломоносовым и
Академическим собранием, Шумахер отнюдь не был сломлен окончательно. Он
терпеливо ждал своего часа, чтобы расквитаться с русским выскочкой и другими
академиками, непутем возомнившими о себе слишком много. Он чиновничьим нутром
своим чувствовал, что этот час пробьет рано или поздно. Впрочем, конец 1745
года, казалось бы, не сулил ему никаких надежд. И виной тому был
нововыпеченный
профессор химии.
Академики, забыв
былую
неприязнь к Ломоносову, почувствовали в нем человека, который должен
возглавить борьбу, начатую ими против Шумахера. Уже 9 августа когда
высочайший указ о производстве Ломоносова имелся, но в Академии еще не был
оглашен Ломоносов вместе с другими профессорами подписал доношении в Сенат о
непорядках в Академии и самоуправстве Шумахера. Дальше больше. 4 сентября он
подписывает новое письмо о Шумахере, дополнившее фактами предыдущее. В
середине сентября он участвует уже в составлении нового доношения о шумахеровых
злоупотреблениях. 2 октября Ломоносов, прекрасно понимая, что по-настоящему
обезвредить Шумахера возможно лишь с помощью действенных контрмер, знакомит
Академическое собрание с отрывками из своего проекта нового штата Академии наук,
то есть начинает наносить Шумахеру удары в главном пункте, выбивая у него
почву из-под ног: составление и утверждение нового штатного расписания с четким
разграничением различных академических классов и соответственно четким же
указанием их прав и обязанностей было бы решающим моментом в единоборстве
академиков с Шумахером, в ограничении власти Академической канцелярии.
3 октября Ломоносов вместе с Миллером
по поручению
Академического собрания приносит в Сенат последнее по времени доношении о
провинностях Шумахера перед Академией: о постоянных задержках жалованья, о
плохом обучении студентов и гимназистов, об умалении чести профессоров и т. п.
28 ноября последовало новое доношении в Сенат все о том же Шумахере. Надо
думать, советнику Академической канцелярии той осенью не раз припоминался
былой арест его, не такой уж и недавний. Главными противниками Шумахера в
1745 году были, кроме Ломоносова, Миллер который не мог простить Шумахеру
обмана: постоянно обещая историографу выплатить двойной оклад за работу в
сибирской экспедиции, советник Канцелярии в конце концов отказал вовсе и
астроном Джозеф Делил который с самого своего приезда в числе первых академиков
в Петербург просто не выносил Шумахера и не считал нужным скрывать своего
презрения к нему. Вспоминая ситуацию, сложившуюся в Академии к концу 1745
года, Ломоносов спустя двадцать лет писал: Какие были тогда распри или лучше
позорище между Шумахером, Децилем и Миллером Целый год почти прошел, что в
Конференции, кроме шумов, ничего не происходило. Наконец, все профессоры
единогласно подали доношении на Шумахера в Правительствующий Сенат в непорядках
и обидах, почему оный Сенат рассудил и указал, чтобы до наук надлежащие дела
иметь в единственном ведении Профессорскому собранию.
Казалось бы:
полная победа
ученых над бюрократом Но Шумахер ждал своего часа. А ждать он умел. . .
Что же касается Ломоносова, то
он, за всеми этими схватками
с Шумахером, не забывал ни на минуту о своих собственных, до наук надлежащих
делах. 25 октября он подал четвертое по счету доношении о необходимости
создания при Академии Химической лаборатории с приложением ее проекта. 30
октября, рассмотрев это дело, Академическое собрание решило направить в Сенат
соответствующее прошение. Текст его взялся составить сам Ломоносов. 15
декабря Академическое собрание одобрило новую бумагу о Химической
лаборатории, написанную
Ломоносовым. Однако Шумахер и здесь прибег к проволочкам,
