рокие, но мало связанные с тогдашней
современностью
сюжеты, как музыка, живопись, ораторское искусство, мы встречаем
пространные рассуждения о том, как писать письма, как вести разговор в
светском обществе и даже как шутить. Тут же весьма изящные поэмы о таких
сравнительно недавно утвердившихся в быту предметах, как чай, кофе, арабские
бобы и дегтярная вода, которой пользовались медики для лечения воспалительных
процессов. Есть поэма и о канарейках. Но такова только половина собранных
Уденом произведений. Другая половина несравненно значительнее: она посвящена
чрезвычайно актуальным в условиях той эпохи техническим, естествоведческим и
философским проблемам. Это поэмы о барометре, о часовом механизме, о порохе,
об огне, о золоте, о магните, о кометах, о землетрясениях, о радуге, о
северных сияниях и т. п. и, наконец, обширная поэма под заглавием
«Вселенная Декарта». Полезно отметить, что некоторые из этих поэм
написаны, как
и «Письмо о пользе стекла», в форме дружеских посланий, адресатами которых
были в большинстве случаев видные ученые той поры.
Ломоносову был
бесспорно
известен сборник Удена: он собственной рукой и притом дважды внес его заглавие
в составленные им списки книг (ААН, ф. 20, оп. 1, № 3, лл. 279 и 300 об.
). В
одном случае это заглавие помечено условным значком, который позволяет думать,
что данное издание обратило на себя особое внимание Ломоносова.
Если «Письмо о
пользе стекла», сочиненное
приблизительно через три года после выхода в свет рассмотренного нами
латинского сборника, оказалось написано в форме стихотворного послания, то
тут сыграло, может быть, некоторую роль знакомство Ломоносова с
опубликованными Уденом поэмами. Можно констатировать, что Ломоносов шел и в
этом случае в ногу с самыми передовыми литературными деятелями Западной Европы:
наполняя поэзию научным содержанием, он, как и они, обращал стихи в могучее
орудие популяризации новых и притом наиболее прогрессивных
технических, естественно-научных
и философских идей и представлений. Владевший его западными собратьями по
перу пафос нового и их преклонение перед силой познающего и покоряющего
природу человеческого ума присущи не в меньшей, а в еще большей степени и
Ломоносову. Нэ при всем том, глубоко прав М. П. Алексеев, когда расценивает
«Письмо о пользе стекла» как «подлинный образец своеобразной, полной
национальной окраски русской научной п:эзии» (М. П. Алексеев. Пушкин и наука
его времени. «Пушкин. Исследования и материалы», т. I, М. —Л.
, 1956, стр.
27). Автор «Письма о пользе стекла» отличается от западноевропейских
латинских поэтов прежде всего тем, что они, будучи в науке только дилетантами
ограничиваются изложением чужих сведений и идей, тогда как
Ломоносов, профессиональный
ученый, делится плодами своего собственного лабораторного опыта и своими
собственными идеями. Другое, еще более существенное отличие заключается в том,
что хвала величию научной мысли носит в западной поэзии несколько