сов
не бывал в Академии по
болезни (ААН, ф. 3, оп. 1, № 527, лл. 398— 401); в эти-то пять дней и
была, вероятно, написана ода.
Прошло три года
со времени
появления предшествующей оды Ломоносова (стихотворение 213). Вернуться к
литературному жанру, покинутому на такой долгий срок, побудило
Ломоносова, разумеется,
отнюдь не рождение в царской семье той девочки, чье имя вставлено в заглавие
оды: это мелкое придворное событие, лишенное какого бы то ни было
политического значения, явилось только поводом или, точнее, средством для
того, чтобы высказаться во всеуслышание о политическом событии огромного
значения, волновавшем всю страну. А наиболее удобной и привычной формой для
таких высказываний была «похвальная» ода. Истинной темой оды был протест
против войны, в которую «вплелась» императорская Россия. Миновало всего
полгода с тех пор, как наша стотысячная армия перешла прусскую границу, но
становилось уже ясно, что война будет тяжелая и затяжная, грозящая «пролитием
толь многой крови человеческой» и неисчислимыми экономическими бедствиями. Они
давали себя знать: несмотря на успех первых боевых действий, русским войскам в
силу недостатка продовольствия пришлось отступить.
Если в других случаях мы можем иной
раз предположить, что
то или иное политическое высказывание Ломоносова было внушено кем-либо из
близких ему вельмож, то здесь такое предположение исключается безусловно. От
войны жестоко страдала вся эксплуатируемая часть населения. Осуждала войну и
значительная часть мелкопоместного и среднего дворянства (Болотов, стлб. 411—
413).
Но императрица и окружавшая ее правящая знать, а в составе последней и
ближайшие покровители Ломоносова И. И. Шувалов и М. И. Воронцов хотели
войны и требовали от голодающей армии наступательных операций. Ломоносов не
мог этого не знать. В то самое время, когда печаталась ода, печатался в
Академической типографии и указ о новом рекрутском наборе. Указ считался
секретным (ААН, ф. 3, оп. 1, № 527, лл. 405 об. —406, № 962, лл. 137—
140),
но для Ломоносова, члена Академической канцелярии, не был тайной.
При всех этих
условиях далеко
не двусмысленный призыв Ломоносова «Умолкни ныне, брань кровава» мог найти и
нашел, как увидим, горячий отклик в сердцах рядовых читателей, но никак не
мог встретить сочувствие в высших правительственных кругах.
Ломоносов
отдавал себе в этом
отчет, о чем свидетельствует не совсем обычная история печатания оды.
В Академической
канцелярии
обстановка сложилась на время такая, что Ломоносов, будучи теперь сам
полноправным членом этой коллегии, едва ли мог ожидать со стороны других ее
членов возражения против печатания оды. Тем не менее 17 декабря 1757 г. он
представил оду не в Канцелярию, а в Историческое собрание, чего
никогда не делал ни