М.В.ЛОМОНОСОВ ТОМ 8 ПОЭЗИЯ, ОРАТОРСКАЯ ПРОЗА, НАДПИСИ

рудных дел», т. X наст, изд. , письмо 88; Билярский, стр. 617—618). Та­ким образом, если верно наше предположение, что публикуемые стихи сочи­нены до этой встречи, то писались они в таком случае в промежуток вре­мени с 28 июня 1762 по октябрь 1763 г.

В связи с такой датировкой особенного внимания заслуживают первые два стиха:

О небо, не лишай меня очей и слуха. Отдай мне их.

Смысл этих слов совершенно ясен: «отдать» можно только то, что от­нято. Поэт просит «небо» вернуть ему утраченное зрение и слух. Зная чрез­вычайно характерную для Ломоносова склонность опираться в своих стихах на конкретные факты реальной действительности, мы едва ли имеем право рассматривать приведенные слова как безответственную метафору. Да и по­хожи ли они на метафору? Гораздо больше оснований думать, что подними кроется какая-то неизвестная нам правда, что они написаны в такое время, когда зрение и слух Ломоносова были действительно под угрозой. На это можно возразить, что ни в каких других высказываниях Ломоносова мы не встречаем жалоб на утрату или ослабление зрения и слуха. Но о болезни, которой Ломоносов страдал, видимо, еще с начала 50-х годов (ср. т. X наст, изд. , документ 518, отд. I, п* 6), которая именно с 1762 г. приняла особенно тяжелую форму и через два с половиной года свела Ломоносова в могилу, он говорил вообще чрезвычайно неохотно и скупо. Из его слов мы знаем, что на первых порах это была «жестокая ножная болезнь» (там же). В другом случае он говорит о «частом ломе в ногах и ранах».

Из записей в журнале Академической канцелярии нам известно, что в первой половине 1762 г. Ломоносов болел два с половиной месяца (с 21 февраля по 8 мая; ААН, ф. 3, оп. 1, № 532, лл. 63 об. —120). 18 июля он опять захворал, но, не бывая в Академии, продолжал зани­маться академическими делами на дому (там же, лл. 173—178). 24 июля он пишет М. И. Воронцову: «Тяжкая моя болезнь, снова усилившаяся в другой ноге, не дает мне покоя и свободы не токмо из дому, но ниже и с постели вытти» (т. X наст, изд. , письмо 79). На следующий день, 25 июля, академический копиист К. Ефимов, посланный к Ломоносову с бу­магами, сообщил, что не был допущен к больному; служитель Ломоносова объяснил ему, что «г. советник за болезнию в Академическую канцелярию ездить и дел в доме подписывать не может» (ААН, ф. 3, оп. 1, № 5 32, лл. 179 об. —180). Болезнь приняла на этот раз настолько серьезный обо­рот, что в академических кругах, по словам Ломоносова, предвидели воз­можность смертельного исхода (т. X наст, изд. , документ 470, § 55). 3 сен­тября протоколист Д. Тимофеев был вызван к Ломоносову и по возвраще-вии от него доложил Канцелярии, что «г. советник от болезни его имеет