чрезъестественный)
патрон
Шлёцеру. Нет еще примеру, чтобы не токмо какой адъюнкт, но ниже кто из
старших профессоров, которые многие показали услуги Академии, с толь знатною
пенсиею отпущены были, а помянутому Шлёцеру не токмо не за что дать такого
награждения, но и того жалованья чуть не жаль ли, что он здесь
получал, ничего
надобного для Академии не сделав, но только дав себя употребить инструментом к
оскорблению тех, коих он почитать должен.
3) Что же до придачи к нему
студентов надлежит, то не
вверяю я Шлёцеру ниже волоса студентского, 1) что есть за морем кроме его
довольно славных ученых людей и не токмо в Геттингене, но и вне Германии; 2)
весьма смешно учиться в Европе ориентальным языкам, а особливо что россияне по
соседству имеют к тому другие, несравненно преимущественные способы; 3)
всего смешнее, что еще учиться оным у Шлёцера, который сам только еще
был намерен ехать в восточные земли оным языкам (сам) учиться; 4)
представлены
мною студенты для посылки в чужие край совсем для других наук, коим в Европе
должно обучаться, а для научения ориентальных языков имею представить другие
меры, со здравым рассуждением сходные; 5) северных писателей о государствах,
с Россиею смежных, тому, кто сочиняет российскую историю, должно читать
только для сведения, а не лекции слушать, ибо, хотя бы всех
университетов с их начала каталоги лекций взять, то конечно не найдется в
них того, чтобы кто читал лекции по Стурлезону или другому ему
подобному. Сочинение
российской истории не такое дело, чтобы тому в Геттингене или в другом
каком университете научиться можно было, но по книгам. А студенты
несравненно способнее и внятнее читать и разуметь могут российские
летописи, нежели
Шлёцер, который, здесь будучи, у их братьи искал изъяснения, учась
российскому языку. Коль бы сие развратно и позорно было, когда бы природные
россияне принуждены были учиться разуметь российские