Перевод
Мужу знаменитейшему и
несравненному Леонарду Эйлеру, члену и директору королевской Берлинской
академии наук, а также почетному члену Академии Наук в Петербурге и
Королевского
ученого общества в Лондоне Михаил Ломоносов шлет нижайший привет.
Посылая вам, муж славнейший, это
письмо, почти не имею основания оправдать перед вами свое промедление. Может
быть, впрочем, вы соизволите удовольствоваться признанием моим, что я очень
ленив на писание писем, в которых ничего нет, кроме изъявления
приветствий. Не
могу также умолчать, что, кроме недостатка в серьезных предметах, о коих мог
бы я писать вам, был я еще занят делами далеко не легкими. Со времени
получения
вашего письма я был озабочен оборудованием Химической лаборатории, выстроенной
прошедшим летом благодаря щедротам государыни в Академическом саду, и
приобретением для нее посуды, инструментов и материалов, 1 не
говоря уже о работах над русским языком. 2 Однако, в связи с вашим
любезным ответом на мои замечания об отношении тяжести и массы, я все время
имел в виду дополнить их, но так как \ишь немногое из них казалось мне имеющим
значение, то, рассчитывая доискаться чего-либо более важного, я со дня на
день откладывал писание письма. Не удалось мне написать вам и при отсылке в
Берлин своей диссертации о селитре, потому что, пока я работал над третьей
главой, жена моя родила дочь, из-за чего этот самый труд свой окончил я
едва-едва Так как время, назначенное для присуждения премий, уже миновало, а
в научных журналах нет известий о том, кто получил премию, то прошу
вас, славнейший
муж, уведомить меня об этом. Кроме того, я к своей диссертации, посланной
под девизом «Cognito principiorum in Chymia tanti est, quanti
principia ipsa in corporibus» [«Знания начал в химии так же важны, как сами
начала в
телах»], 3 приложил диссертацию об упругости воздуха, которую вы
несомненно прочитали. 4 В ней не хватает объяснения очень известного
закона, а именно, что упругость воздуха пропорциональна плотности. Я его не
дал, так как весьма сомневаюсь, приложим ли этот закон к любому сжатию
воздуха. Это сомнение возникло из-за некоторого несогласия моей теории с
тем, что
довольно убедительно вытекает из выводов Бернулли (Гидродинамика, стр. 343),
прочитанных мною впервые в ваших замечаниях по адресу Робинса, 5 и
что
еще более подтвердили следствия, выведенные путем вычислений из опытов Рихмана
и моих над разрывом самых прочных тел замерзающей водой. Воздух, который
разрывал
тела, восстановив свою силу при образовании льда, должен был бы быть в десять
с лишком раз тяжелее всей массы \ьда. если бы силы, при