производили Ломоносов и Рихман;
приборы, которыми они пользовались, именовались «проклятыми». О своей
ненависти к электрической машине говорил даже такой относительно просвещенный
деятель, как
Р. И. Воронцов. Даже в суждениях такого бесспорно образованного
человека, каким
был академик Миллер, проскальзывали ноты сомнения в целесообразности столь
опасных опытов (Пекарский, I, 712—713). Шумахер поспешил поднять вопрос об
отмене публичного собрания Академии Наук, которое предполагалось посвятить
речам Ломоносова и Рихмана об атмосферном электричестве (письма 31, 32, 34 и
примечания к ним).
Публикуемое
письмо, напечатанное впервые еще в XVIII в. , пользуется широкой
известностью. Пушкин, говоря о Ломоносове, писал: «Как хорошо его письмо о
семействе несчастного Рихмана!» (А. С. Пушкин, Полное собрание
сочинений, т.
XI, Изд. Академии Наук СССР, М. —Л. , 1949, стр. 253).
31
Печатается по
собственноручному
подлиннику (ААН, ф. 20, оп. 1, № 133).
Подлинник на немецком языке.
Немецкий текст и русский перевод
впервые напечатаны —
Модзалевский, стр. 304 и 309.
В письме идет речь о «публичном акте»
Академии Наук, назначенном
первоначально на 5 сентября 1753 г. На этом акте Рихман должен был выступить с
речью о своих опытах по электричеству, а Ломоносову вменялось в обязанность
«на то ответствовать и содержание диссертации слушателям объявить на
российском языке» (Билярский, стр. 205—206). Смерть Рихмана и возникшие в
связи с ней толки о кощунственности его опытов (см. примечания к письму 30)
дали повод Шумахеру возбудить перед Разумовским вопрос о том, чтобы публичный
акт был отложен, а тема
об электричестве — снята (ААН, ф. 3, оп. 1, № 522, л. 326 об. ). Скрыв
это свое представление от академиков и, в частности, от Ломоносова, Шумахер,
как видно из публикуемого письма, продолжал вести с ними разговоры о
программе того самого «публичного акта», об отмене которого писал Разумовскому.
Лицемерие его шло еще дальше: на письмо Ломоносова он в тот же день ответил
ему весьма любезно, что согласен с его доводами и что считает
справедливым, чтобы
работа Ломоносова об электричестве явилась на акте главной
(Пекарский. Доп. изв.
, стр. 58). Коварство Шумахера усугублялось еще и тем, что о своих
переговорах с академиками он не осведомлял Разумовского. Все это, вместе
взятое, создавало тѵ тяжелую обстановку, как нельзя более благоприятную для
всякого рода
взаимных
обид и недоразумений, на которую не раз жаловался Ломоносов.
Спустя несколько
дней после
отправки Ломоносову вышеупомянутого любезного письма Шумахер получил из Москвы
полуофициальное известие, 52 Ломоносов, т. X
