смешкам, а то и наказанию. Калькулюс
применялся . и
в Московской академии во времена Ломоносова.
Но главным
педагогическим
средством оставались розги. В Спасских школах секли нещадно. Полуголодные
ученики, из которых многие по великовозрастное не отличались от
Ломоносова, скучали
и балбесничали. Ученики до драю скоры. За различные продерзости их ставили
коленями на горох, смиряли шелепами, наказывали
плетьми и лозами, били кошками и даже сажали на цепь. Поощрялись доносы и
наушничество.
Спасские школы
стояли в самой
оживленной и торговой части города, рядом с Красной площадью, где шел
оживленный торг из палаток, телег, навесов, вразвал и вразнос. Нараспев, с
прибаутками зазывали сбитенщики и лоточники отведать их незамысловатые
лакомства:
жирные подовые пироги, рубцы, студень, оладьи и блины, тут же поедаемые на
торгу, связки баранок, дешевую брагу. Ученики, чтобы перехватить
копейку, кололи
дрова, подметали дворы, таскали воду, читали по покойникам, писали
неграмотным письма и, затосковав от такой жизни, отводили душу в разгульном
веселье.
Но ни нужда, ни
соблазны
улицы, ни уговоры товарищей не отвратили Ломоносова от науки. Ничто не могло
сломить его волю к знанию. Обучаясь в Спасских школах, писал впоследствии
Ломоносов, имел я со всех сторон отвращающие от наук пресильные
стремления, которые
в тогдашние лета почти непреодоленную силу имели. С одной
стороны, отец, никогда
детей кроме меня не имея, говорил, что я, будучи один, его оставил, оставил
все довольство по тамошнему состоянию, которое он для меня кровавым потом
нажил, и которое после его смерти чужие расхитят. С . другой
стороны, несказанная бедность:
имея один алтын в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день
больше как на денежку хлеба и на денежку квасу, протее на бумагу, на обувь и
другие нужды Таким образом жил я пять лет и наук не оставил С одной стороны
пишут что зная моего отца достатка, хорошие тамошние люди
