ленные им еще в 1747 году. Поэтому
его живо заинтересовали наблюдения академика И. А. Брауна, которому в
декабре 1759 года удалось заморозить ртуть. Ломоносов сразу оценил значение
этого открытия, так как в науке еще держались старые представления об особых
свойствах ртути, к числу которых относилась и абсолютная незамерзаемость.
Браун охотно
принял
предложение Ломоносова производить опыты сообща. 26 декабря, когда мороз
достиг очень большой силы 41, е по шкале нашего времени, Ломоносов погрузил
ртутный термометр в холодильную смесь из снега, крепкой водки азотной кислоты
и купоросного масла серной кислоты. Не сомневаясь, что она уже
замерзла, описывает
этот опыт Ломоносов, вскоре ударил я по шарику медным при том бывшим циркулем,
отчего тотчас стеклянная, скорлупа расшиблась и от ртутной пули
отскочила, которая
осталась с хвостиком бывшим в трубке термометра достальныя ртути, наподобие
чистой серебряной проволоки. . . Ударив по ртутной пуле после того
обухом, почувствовал
я, что она имеет твердость, как свинец или олово.
Результаты своих
наблюдений
Ломоносов и Браун доложили 6 сентября 1760 года на годичном собрании в Академии
наук. Браун выступил с описанием внешних условий опыта, Ломоносов взял на
себя изложение теоретических вопросов.
Ломоносов
подчеркивал заслуги
Брауна в этом выдающемся открытии, так как желал защитить его от
недобросовестных нападок и происков тех академиков, которым была поперек горла
их давнишняя дружба. В 1764 году в составленной им Истории Академической
канцелярии Ломоносов писал, вспоминая об этом: А что на Брауна уже не первой
раз они нападают за его несклонность к их коварствам, то свидетельствует их
поступок, когда он ртуть заморозил: ибо Миллер писал в Лейпциг именем Академии
без ее ведома, якобы начало его нового опыта произошло от профессора Гейгера и
Епинуса- и Брауну якобы по случаю, удалось как петуху сыскать жемчужное зерно.
