Ломоносов разбивает основные
положения Миллера по вопросу о происхождении Русского государства. Миллер
продолжал и развивал норманнскую теорию происхождения Руси, которую предложил
еще петербургский академик Готлиб Байер. Миллер вслед за Байером
утверждал, что
скандинавы и варяги один и тот же народ, что само слово
росс скандинавское, принятое
славянами от завоевателей, пришельцев-варягов.
Вопрос о варягах
не был
академическим вопросом в стране, только что пережившей бироновщину.
Многим иноземцам
весьма по
нраву была мысль об исторической несамостоятельности русского народа, которым,
как они считали, они призваны руководить.
Этим и
объясняется острота
разгоревшейся полемики. Ломоносов объявил со всей решительностью, что
рассуждения Миллера темной ночи подобны. Он не мог остаться равнодушным к
утверждениям, из которых следовало, что русские обязаны своей
государственностью пришельцам-скандинавам, что только энергия и воля иноземных
завоевателей вывели славян на широкую историческую дорогу. Он прямо обвиняет
Миллера в том, что он чернит русское прошлое: на всякой почти странице русских
бьют, грабят, благополучно скандинавы побеждают. Сие так чудно, добавляет
Ломоносов, что ежели бы господин Миллер умел изобразить живым штилем, то бы он
Россиян
сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от
какого писателя не представлен.
Замечания
академиков и в
особенности суровый отзыв Ломоносова возымели действие. Теплов распорядился
опечатать и не выпускать ни под каким видом ни единого экземпляра речи Миллера,
а в день коронации речи говорить о физических материях. Но Миллер не
сдался. Он
подал жалобу президенту, в которой утверждал, что во всем происшествии
виновато
только личное к нему недоброхотство, и просил разобрать его диссертацию при
нем самом. Разумовский распорядился исследовать помянутую
