тория и должна была пройти как
речь, предназначенная для торжественного собрания 6 сентября. Все, казалось,
обстоит как нельзя лучше, и речи Миллера и Ломоносова были уже отпечатаны в
академической типографии. Вдруг, совершенно неожиданно, 31 августа из Москвы
прискакал курьер с распоряжением Разумовского отложить празднество. Озадаченный
Шумахер забеспокоился. Все значительные особы и любители наук были приглашены
за день до прибытия курьера, писал он растерянно Теплову, картины для
иллюминации
были поставлены, речи напечатаны и переплетены, а потому никто не
поверит, если
бы я даже стал уверять, что мы не были готовы. Весь город в волнении от
внезапной перемены касательно торжественного собрания, и каждый занят
отысканием причин тому, пишет Шумахер. По Академии ползли слухи, что
случилось какое-то неблагополучие с ученым сочинением Миллера.
Встревоженный
Шумахер поручает
профессорам Фишеру, Трубе де Пирону, Тредиаковскому, Ломоносову и адъюнктам
Крашенинникову и Попову наискорее освидетельствовать книгу Миллера, не
отыщется ли в оной чего для России предосудительного. Почти все отзывы были
отрицательными. Только Тредиаковский выразился уклончиво. По его
мнению, автор
доказывает токмо вероятно, а не достоверно. Впрочем, и он находил
предосудительным, что в России, о России, по Российские, пред Россиянами
говорить будет чужестранный, и научит их так, как будто они ничего того
поныне не знали. Но о сем рассуждать не мое дело, заключает осторожный
Тредиаковский.
Самый резкий
отзыв представил
16 сентября 1749 года Ломоносов. Ломоносов утверждал, что вся речь Миллера от
начала до конца весьма недостойна и российским слушателям и смешна, и досади-
тельна.
Миллер пренебрегает русскими источниками: он весьма немного читал российских
летописей и для того напрасно жалуется, будто бы в России скудно было
известиями о древних приключениях.