к
шесту шелковым шнуром. Дом
был еще недостроен, в окна не вставлены рамы. Но Ломоносов протянул уже в
него проволоку с привешенным к ней железным аршином. Посреди хозяйственных
забот и волнений, связанных с устройством имения, Ломоносов находил время и
для научных наблюдений. 12 июля собралась гроза. Ломоносов кинулся к своему
прибору. У него не оказалось ничего под рукой. Тогда он быстро решил, что
пригодится и прилучившийся топор. Топор, по словам Ломоносова, к сему делу
довольно был пристроен, пади трехгранных углов, а кроме того, сухое топорище
при великой Электрической силе, вместо шелковой или стеклянной подпоры служить
могло. С помощью этого несколько необычного физического инструмента он и стал
производить наблюдения. Искры выскакивали из железного аршина беспрерывно, ока
некая текущая материя, когда Ломоносов, топор приводя, рукою держал за
железо.
Но когда к нему не прикасался, тогда конический шипящий огонь на два дюйма и
больше к оному топору простирался В это же время из неровных бревен
составляющих одну из сторон незаделанного окна, шипящие конические сияния
выскочили, и к самому яптттину постигли и почти вместе v него со единились.
Жадно наблюдая
новые явления, орудуя
топором в насквозь наэлектризованном сухом доме, Ли Миносов ни на минуту не
задумывался, что он подвергает себя смертельной опасности и может спалить все
имение.
Беззаветная
смелость, с какой
Ломоносов и Рахман предавались своим наблюдениям, завершилась трагическим
событием. 26 июля 1753 года над Петербургом стала собираться гроза. Ломоносов
и Рахман, каждый в своем доме, поспешили к установленным ими громовым машинам.
Рахману помогал академический грыдоровальный мастер Иван Соколов. Взглянув на
указатель, Рахман заметил Соколову, что еще нет никакой опасности, так как
гром
еще далеко стоит, но на всякий случай посоветовал ему близко не подходить. Сам
Рахман стоял на фут
