В наших обычных представлениях
о Ломоносове как об идейном наследнике Петровской эпохи, 1 наиболее
полно
выразившем ее пафос европеизации России, содержится значительная историческая
неточность. Как это ни покажется на первый взгляд неожиданным и
странным, Ломоносов
вовсе не был следствием Петровской эпохи, восстанавливавшим традиции им самим
не пережитого времени. Он сам был человеком Петровской эпохи, именно в первой
половине 1720-х годов, когда уже ощутимы и зримы были плоды многих начинаний
и замыслов Петра, воспринявшим сознательно и прочно ее дух, ее атмосферу, ее
веяния.
Ломоносов родился
через два
года после Полтавской виктории, и когда умер Петр, ему было только 14
лет, но
учился он арифметике по учебнику Леонтия Магницкого, изданному в Петровское
время и проникнутому духом этого времени; но самый воздух Русского Севера в
годы отрочества Михаила Ломоносова был полон идеями эпохи
преобразований, ареной
которых первоначально был Архангельск и прилегающее к нему побережье Белого
моря.
Идеи эпохи могли
доходить к
Ломоносову самыми неожиданными для нас путями. Засвидетельствованное
биографами Ломоносова его постоянное участие в церковных службах, а
следовательно, и во всех событиях жизни приходского духовенства, могло
сделать доступными ему Слова высших иерархов российской церкви, таких как
Гавриил Бужинский и, особенно, Феофан Прокопович.
Слова
Феофана, наравне с Духовным
регламентом 1722, с наибольшей полнотой выразили идеологический пафос
Петровского времени, новые общественно-политические идеи, порожденные
практически жизненным содержанием эпохи преобразований.
Но был и другой источник
представлений и сведений о Петре, имевший, может быть, гораздо большее
значение для юноши Ломоносова, чем официальная печатная литература.
События эпохи, как и сама
личность Петра, уже в конце XVII в. породили многообразный репертуар устных
легенд, преданий, песен, в которых отразилось отношение народной массы к
реформам и начинаниям Петровской эпохи, осуществлявшимся ценой десятков тысяч
человеческих жизней. 2
Фольклор Петровской эпохи
богат произведениями, осуждающими Петра за бытовые и религиозные новшества, за
крутую ломку привычного уклада жизни, за жестокость его расправ, но если
обратиться к легендам и преданиям Севера, то в них мы находим совершенно иное
отношение к Петру, проникнутое несомненной симпатией, доверием и даже
восхищением.
Народные рассказы о Петре, сохранявшиеся
столетиями, при Ломоносове, возможно, были и многочисленнее и подробнее. Это
был такой источник идей и образов, с воздействием которого не могла сравниться
никакая печатная пропаганда.
Народные предания Русского
Севера изображают Петра простым, доступным, нисколько не похожим на прежних
царей, которых вековая традиция московского двора возвеличила и представляла
как олицетворение самодержавия. Народные легенды о Петре, особенно
северные, отмечают
в нем внимание к нуждам крестьян, его практический подход ко всему, что
связано с насущными вопросами экономической жизни и деятельности Севера. В
одном из рассказов, записанных Барсовым, характерно изображение этого
серьезного, делового отношения царя к суждениям и рассказам крестьян:
Другожды Петр I имел проезд при
деревне Шестовой, через Вонги ручей; ехал он в Архангельск; почтовая дорога
тут пролегала и теперь виднее. Крестьяне из окольных мест собрались во
множестве, видимо-невидимо, на горе, верста будет от деревни; день был
гуслярный.
Неместный староста с выборными навстречу вышли с хлебом-солью, как
водится, по
русскому обычаю. Выступил Петр I из коляски; росту он высокого, ученья
