толпами по
городу, врывались
в лавки, погреба, церкви и синагоги, били окна в домах и устраивали всякие
скандалы и драки. Споры и недоразумения они часто разрешали дуэлями. В
цитированном ранее сочинении М. И. Сухомлинов дает выписку из летописи
Марбургского
университета, посвященную описанию праздника в связи с двухсотлетним его
юбилеем: В зале обедало около пятисот человек; господа студенты веселились
вдоволь, но не произошло ни малейшего несчастья, ни даже беспорядка, за
исключением только того, что все стаканы, бутылки, столы, скамьи и окна
были разбиты вдребезги, что сделало убытку на двести
талеров. М. И. Сухомлинов,
УК. соч. , стр. 121-115.
Таково было
немецкое общество,
такова была студенческая среда, которые окружали Ломоносова во время его
пребывания за границей. После суровой обстановки, царившей в
Славяно-греко-латинской академии, где он провел несколько лет, Ломоносову
трудно было остаться совершенно безучастным к атмосфере немецкого университета,
в которую он попал в Марбурге. Его биографы отмечают, что и он принимал
некоторое участие в кутежах вместе с немецкими студентами. Однако это не
мешало ему прилежно заниматься наукой. Б. Н. Меншуткин. Жизнеописание Михаила
Васильевича Ломоносова. Изд. 3-е, под ред. С. И. Вавилова и Л. Б.
Модзалевского,
М. Л. , 1947, стр. 30-31.
Весьма строгое и
трудовое
воспитание, которое он получил в доме своего отца, рыбака-помора, и
юношеская страсть к приобретению знаний предохраняли Ломоносова от влияния
разлагающей обстановки, окружавшей его за границей.
Он с особенным
увлечением
слушал лекции Вольфа, которые нравились ему новизной взглядов и широтой
обобщений, Ломоносов до конца дней своих сохранил большое уважение к
профессору Вольфу и его философским взглядам, хотя их и не разделял. В этом
отношении интересно упомянуть о письме Ломоносова, относящемуся к 12 23
февраля 1754г. , к Леонарду Эйлеру. Рассказав Эйлеру о своих работах над
цветными стеклами, которыми он занимался последние годы перед этим, Ломоносов
далее останавливается на учении о монадах и о том, что оно может быть до
основания уничтожено его, Ломоносова, доказательствами. Но он боится
опечалить
горечью духа старость мужу, благодеяния которого по отношению к себе он не
может забыть; иначе он не побоялся бы раздражить по всей Германии шершней-
монадистов.
Вольф, о котором упоминает с почтением Ломоносов, был еще жив в то время и
находился в Галле. В Краткой истории о поведении академической канцелярии 1764
г. Ломоносов называл Вольфа своим благодетелем и
учителем. П. Билярский. Материалы
для биографии Ломоносова. СПб. , 1865, стр. 055. Занятия Ломоносова в
Марбурге были по заслугам отмечены Вольфом. 9 20 июля 1739
г. последний, состоя проректором Марбургской
Академии, так отзывался о Ломоносове: Молодой человек с прекрасными
способностями,
Михаиле Ломоносов со времени прибытия в Марбург прилежно посещал мои лекции
математики и философии, а преимущественно физики, и с особенной любовью
старался приобретать основательные познания в буквальном переводе с латинского:
. . . удивительно восхищался основательнейшей наукой. А. Киник. Сборник
материалов для истории императорской Академии Наук в XVIII в. , ч. II. СПб. ,
1865, стр. 301-302. Нисколько не сомневаюсь, что если он с таким же
прилежанием будет продолжать свои занятия, то он со временем, по возвращении
в отечество, может принести пользу государству, чего от души и желаю.
Там же, в
Марбурге, Ломоносов
с января 1737 г. слушал лекции по
теоретической химии у некоего профессора Ю. Г.
Дуйзинга. Этот человек, имевший медицинское образование и неизвестный
в научном мире, преподавал химию по учебнику Тейхмейера Institutiones
Chymiae. В рапорте от 14 25 марта 1738
г. Ломоносов и его товарищи
сообщали в Петербург, что они уже закончили слушать лекции Дуйзинга. В июле
1739
г. последний выдал Ломоносову
свидетельство, в котором говорилось, что весьма достойный и даровитый юноша
Михаил Ломоносов, студент философии, . . . с неутомимым прилежанием слушал
лекции химии, читанные мною в течение 1737 года и . . . , по моему убеждению,
он извлек из них немалую пользу, в том я, согласно желанию его, сим
свидетельствую. В Марбурге, июля 18 дня 1739 года.
Дуйзинг не оставил в
жизни Ломоносова
никакого следа. Это и неудивительно. Едва ли занятия под руководством Дуйзинга
могли расширить научный горизонт Ломоносова в области химии. Дуйзинг был
обыкновенным рядовым лектором, излагавшим химию по учебникам для
медиков, лишенным
какой-либо самостоятельности, самобытности в науке.
