взаимности от своей
возлюбленной, он испытывает поочередно то тревогу, то надежду, то
отчаяние, то
ревность. Сначала героиня встречает его ухаживания холодно, потом уступает и
даже доставляет ему последнюю милость, но, будучи ветреной, в конце концов
изменяет с другим. Путешествуя по вымышленному острову Любви, Тирсис посещает
различные его уголки символизирующие собою разные стадии его чувства к Амианте:
Пещеру Жестокости, Пустыню Воспомяновения, Город Надежды, Местечко
Беспокойности, Замок Прямой Роскоши, Ворота Отказа и т. п. Вывод, к
которому приходит автор в результате эмоциональных злоключений своего
героя, совершенно
в духе тогдашней рационалистической философии: если хочешь наслаждения в любви,
люби сразу многих женщин и никогда не привязывайся только к
одной; впрочем, любовь
не есть главная ценность в жизни в конце книги Тирсис бежит с острова Любви
вслед за Славой. Таким образом, выясняется, что гражданские доблести выше и
отраднее любовных переживаний. Что касается последних, то они остаются в
сердце победившего себя героя, как след от занозы, которая скорее зудит, чем
саднит:
Я
уже не люблю, как похвальбу красну: Она только заняла мою душу власну. Я из
памяти изгнал
Всех моих ныне Филос. И якобы
я не знал Ни Амиант, ниже Ирис. И хотя страсть прешедша чрез нечто любовно
Услаждает мне память часто и способно, Однако сие есть толок Как Сон веема
приятный, Кого помнить не горько, Хоть обман его знатный.
Тредиаковский
становится
модным автором. Верным признаком литературной сенсации во все времена были
скандальные последствия опубликования того или иного произведения. Не избежал
их и переводчик Езды в остров Любви. 17 января 1731 года из Москвы, куда он
проследовал за своим покровителем князем Куракиным, сопровождавшим Анну
Иоанновну в составе ее свиты, Тредиаковский посылает письмо в Петербург, в
котором рассказывается о том, как приняли книгу в светском кругу и в среде
духовенства. Письмо написано на французском языке и по-французски
легко, остроумно,
с какой-то даже беспечной язвительностью. Адресат письма не кто иной, как
советник Академической канцелярии Шумахер, к которому Тредиаковский обращается
непринужденно, запросто, как к понимающему собеседнику:
Что
вы, сударь, думаете о
ссоре, которую затевают со мною эти ханжи Неужели они не знают, что
Природа, эта
прекрасная и неутомимая владычица, заботится о том, чтобы научить все
юношество, что такое любовь. Ведь, наконец, наши отроки созданы так же, как
и другие, и они не являются статуями, изваянными из мрамора и лишенными
чувствительности; наоборот, они обладают всеми средствами, которые
возбуждают у них эту страсть, они читают ее в прекрасной книге, которую
составляют русские красавицы, такие, какие очень редки в других местах.
Но оставим этим
Тартюфам их
суеверное бешенство; они не принадлежат к числу тех, кто может мне
вредить. Ведь
это сволочь, которую в просторечии называют попами.
Что касается людей
светских, то
некоторые из них мне рукоплещут, составляя мне похвалы в стихах, другие очень
рады видеть меня лично и балуют меня. Есть, однако, и такие, кто меня
порицает. . .
Да не прогневаются
эти невежи,
но мне наплевать на них, тем более что они люди очень незначительные. . .
