бытом, манерами, развитым
чувством собственного достоинства. Парижские аристократы были
изысканнее, утонченнее,
учтивее московских дворян. Католический аббат, беседующий об искусстве с
какой-нибудь маркизой, когда она берет ванну или совершает утренний туалет в
своем будуаре, выглядел гораздо импозантнее православного священника, по
старинке смотревшего на женщину как на сосуд греховный, не умевшего поддержать
светский разговор, казавшегося неуклюжим в просвещенном обществе. Если же
вдобавок к этому вспомнить настоящую лавину знаний по западноевропейской
литературе, философии и искусству, которая обрушилась за границей на
восприимчивого Тредиаковского, то можно себе представить, что происходило в
его душе душе недавнего бурсака и провинциала, волею судеб занесенного с
азиатской границы русской империи в самый центр европейской цивилизации.
Потрясение было настолько
сильным, что даже по возвращении на родину Тредиаковский не переставал зреть
на Россию чрез страны дальне. Здесь-то и находился глубокий внутренний корень
его трагедии. Будучи выходцем из церковного сословия то есть уже самим
происхождением поставленный между крестьянами и правящим классом, мало
интересуясь теми сферами, которые приобретали все больший вес в государстве
промышленность,
экономика, естественные науки и т. д. , получив по преимуществу
филологическое образование, Тредиаковский имел очень смутное представление о
внутренней жизни России, о сущности перемен, происходивших в стране, о
том, ради
кого и ради чего эти перемены совершались.
Из Франции
Тредиаковский вывез
в своем сознании идеальную форму государственного устройства и попытался
примерить ее на Россию: во главе страны должен стоять просвещенный
государь, руководствующийся
разумными законами, покровительствующий наукам и искусствам Петр I как
недавний живой пример такого монарха; его окружают бескорыстные
мудрецы менторы,
которые удерживают первого человека государства от скоропалительных
решений, безрассудных
актов и т. п. , подавая ему благие советы; подданные сплошь люди
образованные, начитанные в мировой литературе, свободные от
суеверий, предрассудков
и различных запретов, налагаемых всевозможными невеждами и ханжами. Как и
положено в просвещенном обществе, отношения в таком государстве строятся на
уважении к достоинству каждого человека. Презрен лишь тот, кто
невежествен, ибо
знания, чтение литературных шедевров облагораживают душу, возвышают и
просветляют разум: душа невежды черства, разум слеп и низмен.
Ездой в остров
Любви
Тредиаковский начал воспитание русского общества. Сам он, пожалуй, менее
всего стремился настроить молодежь на бездумную погоню за наслаждениями. Мысль
книжки предельно рационалистична: не давай себя увлечь слепому чувству здесь:
тоске от неразделенной любви, положись на разум и найдешь верный выход в
противном случае любовь, которая должна приносить радость, станет причиною
тяжких мучений, может быть, даже причиною разрушения личности. Однако ж, как
это довольно часто бывает, автора поняли совсем не так или не совсем так:
запомнили прежде всего совет любить сразу многих. В этом смысле его противники
из духовного сословия были правы: любить сразу многих аморально, автор
же, ставший
причиною соответствующих настроений в обществе, достоин осуждения.
История с
переводом галантного
романа была первым серьезным указанием Тредиаковскому: Россия не Франция И
если в 1731 году он еще склонен был потешаться над отечественными святошами
глянули
бы, мол, на парижских священников как, мол, они относятся к делам сладкая
любви, то в дальнейшем его вольнодумство начинает заметно меркнуть.
Предприняв попытку
политического и нравственного воспитания власть имущих в соответствии со своими
идеалами, Тредиаковский потерпел уже полный крах. Фаворит Анны
Иоанновны, бывший
ее конюх Бирон, который являлся при ней фактически полновластным правителем
России, менее всего нуждался в советах мудрецов, в чтении философских или
