поэтических сочинений: властью
своей он пользовался сам. Противник его, кабинет-министр императрицы Артемид
Волынский, стремившийся положить конец господству немецкой партии, также мало
интересовался нравственными вопросами государственного правления. В той
игре, которую
вел кабинет-министр, Тредиаковскому не нашлось роли. Волынский видел в нем
нечто наподобие надоедливого комара, который все время пищит, а о
чем непонятно.
Стремления к тому, чтобы стать идеальным государственным деятелем, Волынский
не испытывал и размышлять над политической историей древних и новых народов не
хотел, а вот сильное желание прихлопнуть поэта именно как комара у него
однажды явилось. И он действительно чуть было не прихлопнул его насмерть.
Тредиаковский был трижды избит
непросвещенным
сановником: в первый раз, когда, вызванный к Волынскому для получения приказа
написать стихи к знаменитой дурашкой свадьбе она описана в Ледяном доме
И. Лажечникова,
он выразил недовольство тем, как обращался с ним посыльный кадет; во второй
раз в приемной Бирона, куда он направился жаловаться уже на самого Волынского
и где случайно столкнулся с последним; и, наконец, в третий раз
Тредиаковского нещадно истязали люди Волынского по приказанию своего патрона все
за ту же попытку найти справедливость. Мало того: после чудовищной экзекуции
Тредиаковский был посажен в карцер, где должен был к утру написать-таки
пресловутые стихи, а написав, продекламировать их в тот же день на шутовском
действе в Ледяном доме. И вот он, первый поэт России, мечтавший о
благоденствии своей страны под началом мудрых и человеколюбивых правителей, еще
не залечив ран от палочных ударов кое-как припудрив на лице кровоподтеки
вступает в круг шутов и уродцев собранных, чтобы потешить
императрицу, и, совершая
над собою актерское усилие обращается к молодым:
Здравствуйте, женившись, Дирак
и дурра. . .
После такого
неожиданного
поворота в своей просветительской деятельности Тредиаковский был не только
обижен, по и растерян. Что касается личной его обиды, то некоторое время
спустя судьба отметила за нее: как известно Волынский был арестован в связи с
неудавшимся переворотом, подвергнут пыткам и
казнен. Растерянность, однако, не
проходила. Растерянность, вызванная досадным равнодушием окружающих к тем
истинам, которые он старался привить России. Русское общество упорно не
хотело перевоспитываться по его советам. Отныне насмешки и оскорбления
преследовали Тредиаковского всю жизнь. Временами ему казалось, что существует
даже некий заговор, составленный против него завистниками. Жизнь
представлялась ему разбушевавшимся морем зла, от которого нет спасения. Его
все время преследовали житейские невзгоды, он был очень беден, постоянно
болел. И несмотря на все это, Тредиаковский, этот Сизиф русской
литературы, как
назвал его однажды советский литературовед Д. Д. Благой, продолжал свою
титаническую работу, направленную на просвещение соотечественников.
Потерпев неудачу
как
нравственно-политический наставник государственных деятелей, Тредиаковский все
свои силы отдает филологическим исследованиям и литературным трудам, в первую
очередь переводам. Он перевел на русский язык книги, на которых впоследствии
воспитывалось не одно поколение читателей: роман шотландского писателя Барклая
Арсенида,
роман Похождения Телемака Фенелона, получивший в переводе название Тилемахида
книга, высоко ценившаяся Новиковым, Фонвизиным, Радищевым, Пушкиным. Почти
всю свою жизнь он переводил на русский язык многотомную Римскую историю француза
Роллана, которая десятилетия спустя после его смерти все еще читалась в самых
глухих уголках России.
Но все это и
достойная оценка
его деятельности, и читательская отдача было потом. А при жизни. . . Вот
что было при жизни: Ненавидимый в лице, презираемый в словах, . . .
прободаемый
сатирическими речами, изображаемый чудовищем, оглашаемый что сего
бессовестнее еще и во правах, . . . всеконечно уже изнемог я в силах. .
. Однако,
сколь мысли мои ни помрачены всегда, но, когда или болезнь моя не столь
жестоко
меня томит, или хорошее и погодное время настоит, не оставляю того, . . .
чтобы
не продолжать Ролленовых оставшихся Древностей. . . Когда же перевод
утрудит, .
. . читаю я авторов
