латинских, французских, польских
и наших древних, и читаю их не для любопытства, но для пользы всей России:
ибо сочинил я три большие диссертации. . . Я несправедливо осужден буду, ежели
чрез удержание жалования осужден буду умирать голодом и холодом. . . И так уже
нет ни полушки в доме, ни сухаря хлеба, ни дров полена.
Это из доношения
Тредиаковского президенту Академии графу К. Г. Разумовскому в 1758 году в
ответ на угрозу прекратить ему выплату профессорского оклада. А еще через
десять лет, за несколько месяцев до смерти, Тредиаковский писал: Исповедую
чистосердечно, что, после истины, ничего другого не ценю дороже в жизни моей,
как услужение, на честности и пользе основанное, досточтимым по гроб мною
соотечественникам.
Какая трагическая судьба
Пожалуй, даже у самого черствого человека личность Тредиаковского, этого
поистине великого неудачника, не может не вызвать искреннего
сострадания. Только
раз, только в молодости улыбнулось ему солнце удачи, а потом вся
жизнь язвительные
гримасы и удары судьбы: то кулаком в зубы, то палками по спине. . . И если
здесь зашел столь подробный разговор о Тредиаковском, то лишь потому, что
ведь и Ломоносов, который в начале своего творческого пути, по сути дела, шел
по его стопам побег в Москву, Спасские школы, затем заграница и т. д.
, ведь
и Ломоносов мог кончить так же, как автор Езды в остров Любви. . . Понять
причину неудачливости Тредиаковского значит понять причину взлета Ломоносова.
Первая и главная беда Тредиаковского
заключалась, как
уже было показано, в его трагической отъединенности от живой русской
действительности. Еще в отрочестве, еще живя в Астрахани, он первоначальным
воспитанием своим был подготовлен к одностороннему восприятию русской жизни:
семнадцати лет он в обучении у капуцинов. Напомним, что в этом же возрасте
младой
разум Ломоносова уловлен был раскольниками. Вопрос здесь, пожалуй, не в том,
кто благотворнее капуцины или наши беспоповцы воздействовал на сознание
мудролюбивых
российских отроков. Гораздо важнее подчеркнуть то, что католическая школа в
Астрахани в течение двух лет погружала восприимчивого поповича в мир духовных
ценностей, совершенно чуждых подавляющему большинству населения России, в то
время как для юного помора его двухлетнее общение со старообрядцами означало
прикосновение к одному из важнейших и больнейших вопросов тогдашней русской
жизни, в разрешении которого принимали самое непосредственное участие
громадные массы народа: от кабацкого ярыги до высшей знати. Ведь в начале XVIII
века проблема раскольничества по-своему отражала коренное противоречие нашей
истории, которым история-то и двигалась вперед в ту пору противоречие между
старой и новой Россией. И вот то, что Ломоносов с юных лет приобщился к
глубинным вопросам отечественной действительности и мучительно искал свой ответ
на них ведь его уход от беспоповцев был самостоятельным актом, необходимо
иметь в виду. Тредиаковский же проходит мимо всего этого
Но отъединенность Тредиаковского от
своей страны, поверхностное
знание ее уживались у него с самой искренней и бескорыстной любовью к
ней. Правда,
неразделенной. Образ России, утвердившейся в сознании
Тредиаковского, страны,
безнадежно отставшей от западноевропейских государств, не способной своими
силами выбраться из культурного тупика, этот образ, при всей его внешней
похожести на оригинал, отражал действительное положение вещей весьма
приблизительно.
В известном смысле
Тредиаковский стал одним из первых западников в новой русской истории. Он
любил и искренно жалел не Россию, но именно образ ее. Программу же позитивных
просветительских преобразований ему пришлось внедрять в конкретную
действительность, которая не совпадала с умозрительным представлением о
ней, сформировавшимся
у него в голландском или французском прекрасном далека. Желание перемен было
настолько сильным, что катастрофический разрыв между мечтою и реальностью не
то чтобы ускользнул от Тредиаковского, но был в отчаянии прогнозирован
