довольно горячо выступал
против Шумахера. То же чувство он испытывал к Крафту и Винсгейму.
Не имея
возможности
восстановить справедливость, прямодушный Ломоносов не считал нужным скрывать
свое отношение к противнику.
Осенью и зимою 1742-1743 годов
происходит целый ряд
столкновений Ломоносова с профессорами и служащими Академии. Еще до назначения
следственной комиссии по делу о шумахеровых злоупотреблениях у Ломоносова
случались стычки с соседями по дому из немцев, которые сами не всегда
отличались лояльностью по отношению к русским жильцам. Бывало, что и
бесчинствовали по пьяному делу, врываясь в чужие квартиры.
25 сентября 1742
года в
поисках пропавшего полушубка Ломоносов толкнулся к своему
соседу, академическому
садовнику Иоганну Штурму. У того были гости, и шла шумная пирушка. Появление
русского варвара встретили недружелюбными выкриками. Тут-то он и показал, что
такое варвар на самом деле. К тому же еще и разъяренный. Пока сам И. Штурм
бегал за караулом, Ломоносов со всей скифской беспощадностью обрушился на
оставшихся: ухватив деревянную болванку, на которую И. Штурм вешал свой парик,
он выгнал гостей на улицу при этом беременная жена И. Штурма должна была
спасаться через окно, сокрушил мебель, расколотил зеркало, изрубил шпагой
дверь. Порядком избитые, но пришедшие в себя гости по-тевтонски организованно
ответили ему. Пятеро караульных со старостой, которых привел Штурм, не без
труда препроводили Ломоносова на съезжую с разбитым коленом, помятой грудной
клеткой, в крови и кровью харкающего, но рвущегося в бой правда, потом он
несколько дней не мог выйти из дому. Заведенное на него дело не двинулось, ибо
30 сентября началось следствие над Шумахером. Против Ломоносова в эту пору
было возбуждено еще несколько дел о бое и бесчестии, которые не сдавались в
архив вплоть до 1780-х годов, когда его уже не было на свете.
Но главные столкновения Ломоносова с
Академией
начались во время следствия над Шумахером. Назначенный советником Канцелярии на
место Шумахера Нартов 9 октября включил Ломоносова в число своих помощников для
разбивания вещей. 11 октября академический сторож Глухо рассказал, что во
время его дежурств унтер-библиотекарь Тауберт родственник и соратник
Шумахера, приходя
в Канцелярию и старую судейскую, берет разные письма большими связками и носит
к себе вверх, в третий департамент, в данную ему каморку. Стало ясно, что
люди Шумахера, находившегося под арестом, будут использовать любую
возможность, чтобы замести грязные следы своего патрона. И действительно: 14
октября группа академических служащих во главе с комиссаром Михаэлем Камерам
сообщила в Следственную комиссию, что Тауберт вновь выносил из опечатанной
комнаты письма.
Вот
почему, когда 13 октября
Ломоносов выдавал из архива Академического собрания конференц-секретарю
профессору Винсгейму из друзей Шумахера необходимые тому бумаги, он позволил
себе говорить с ним о разных делах ругательно и с насмешками. Присутствовавшие
при этом Камер и копиист Пухорт также не удержались от разных своевольств. 14
октября Ломоносов с переводчиком Иваном Горлицким под видом осматривания
печатей помешал Академическому собранию продолжать свои дела. Люди Шумахера в
Академическом собрании инспирировали 3 декабря подачу коллективной жалобы в
Следственную комиссию на Ломоносова, Горлицкого, Камера и Пухорта. 31
декабря члены собрания подали еще одну жалобу на них.
На этой стадии
конфликт
Ломоносова с Академией завершился тем, что 21 февраля 1743 года Академическое
собрание запретило ему посещать свои заседания до тех пор, пока Следственная
комиссия не вынесет решения по жалобам, поданным на него. Тяжелее наказания и
быть не могло: Ломоносова отлучили от наук. Дважды 25 февраля и 11 апреля он
пытался присутствовать в Академическом собрании, и дважды был выдворяем. Не
помогло и вмешательство Нартова. 15 апреля в ответ на его запрос о причинах
запрета Ломоносову быть на заседаниях конференц-секретарь Винсгейм повторил ему
то, что говорилось Ломоносову: до решения Следственной комиссии он
присутствовать в
