противопоставляет себя им, и
тема вражды в каком бы то ни было виде здесь отсутствует. И хотя он
по-прежнему одинок, в его одиночестве уже нет слепого отчаяния и безысходности
необходимость этого одиночества вполне осознана им. Он понимает, что он выше
простых смертных, но в нем живет жгучая потребность поделиться с ними тем
многим, что есть у него: он как бы приглашает их с собой в путешествие по
бескрайним просторам знания, открывшегося ему Когда бы смертным толь высоко
возможно было взлететь. . . и т. д. . Обремененный тайнами, которые ему
открыла в природе ее высшая зиждущая сила Творец, осужденный жить среди людей,
не понимающих его, он ждет и в принципе не теряет надежды, что будет понят.
Больше того: он на это рассчитывает и потому ставит перед смертными
вопросы, вопросы,
вопросы Вечернее размышление. . . . . . Процесс его становления закончился он
вышел со словом истины к людям.
В полном
соответствии с
поэтической онтологией духовных од развивается и имманентная им этическая
концепция. В основе ее лежит идея духовной свободы человека, вернее его
духовного освобождения. Сначала мир человеческих отношений дан в антиномичном
противостоянии двух линий добра и зла грешных и
праведных. Недифференцированность
этих понятий обрекает лирического героя на безвыходность в решении мировой
дилеммы: добро или зло Он всецело на стороне праведников, но присущая ему
потребность в свободном нравственном суждении не позволяет ему деспотически
проводить
свою точку зрения, решить проблему в одностороннем порядке. Возникает новое
отношение к добру и злу: пассивная добродетель, наравне с пороком, уже не
удовлетворяет лирического героя. Конечный вывод, к которому приходит он, это
мысль о том, что освобождение человека происходит лишь в деятельном познании
мировых закономерностей. В противном случае даже самый добродетельный
человек не
более как слабый смертный.
Второй раздел первой
книги
собрания сочинений, как уже говорилось, состоял из торжественных и похвальных
од. Торжественные были посвящены знаменательным дням из жизни Елизаветы
восшествия
на престол, рождения, похвальные знаменательным дням из жизни великого князя
Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны. О некоторых из этих
од разговор уже шел в своем месте ода 1742 года Елизавете, оды 1742-го и 1743
года Петру Федоровичу, охтинская ода. Но до сих пор мы имели с ними дело как
с отдельными произведениями, по мере их написания. Теперь же, собранные
вместе, дополненные одами 17461751 годов и помещенные вслед за Одами духовными,
они неизбежно предстают перед нами в новом качестве.
Теперь это уже не просто и не только
стихотворения на
случай. Теперь это грандиозная программа просветительских
преобразований, принадлежащая
поэту, чей дух прошел через горнило сомнений, даже отчаяния, и
закалился, укрепив
в себе веру в существование непреложного универсального закона, постижение
которого, он это знает, является родовой задачей человечества. Только в
свете этого закона становится ясным то место, которое занимает поэт в
человеческом мире, изображенном на страницах торжественных и похвальных
од. Мир
этот весь в противоборстве людей с темными силами природы, правды с
ложью, добра
со злом, человеколюбия с человеконенавистничеством. Поэт обращается к
миру, говоря
словами Д. В. Веневитинова,
С
дарами выспренних уроков, С глаголом неба на земле.
Все это необходимо учитывать, вникая
в идейное содержание и гражданский пафос второй части. Уже само название жанра
торжественные и похвальные оды заставляет задуматься над спецификой
Ломоносовской
гражданственности. Ломоносов как поэт-гражданин занимает особое место в
русской поэзии. Мы приучены традицией к тому, что гражданственность
начинается с обличения социальных и нравственных пороков, что