1755 года сыскать
подлинную
электрической силы причину и составить точную ее теорию; 2. Слово о явлениях
воздушных, от электрической силы происходящих Ломоносова; 3. Августина
Нафанаила
Гиршова профессора астрономии ответ именем академиков на речь господина
советника и профессора Ломоносова и Рассуждение о необыкновенных воздушных
явлениях, им самим примеченных; 4. Изъяснения, надлежащие к слову о
электрических воздушных явлениях Ломоносова.
3
Таковы были
обстоятельства, предшествовавшие
торжественному собранию Академии наук 26 ноября 1753 года. Они, так же как
оживленные толки и пересуды вокруг трагической смерти Рахмана, еще не утихшие
к этому времени, нашли отражение в речи Ломоносова.
Сейчас уже трудно определить, кого
было больше в
академическом конференц-зале, противников или сторонников Ломоносова, когда
он встал, чтобы сказать свое Слово. По-видимому, в основном там сидели люди,
далекие от науки, а среди слушателей речи, хотя бы отчасти разбиравшихся в
предмете, были и такие, кто сочувствовал ему, и те, кому была глубоко
безразлична его борьба с Шумахером, но важна научная сторона происходящего, и,
разумеется, те, кто всеми силами своих низких душ желал ему провала. . . Но
так уж получилось, что интересы и чувства всех присутствующих будь то праздное
любопытство профанов, или страстное пожелание успеха, переполнявшее
соратников, или настороженная любознательность кабинетных ученых, или же
злорадное предвкушение краха, снедавшее недоброхотов сходились в одной точке.
Смерть Рахмана. . . Все ждали, что скажет
Ломоносов
об этом.
Когда начинаешь
читать Слово о
явлениях воздушных, держа в памяти все, что ему предшествовало и чем
сопровождалась работа над ним, неизбежно возникает почти физическое ощущение
присутствия самого Ломоносова, преисполненного нетерпения и спокойствия
одновременно, восторга и сосредоточенности, негодования и
ответственности. Ощущение,
что сейчас решаются и личная судьба его и ближайшие судьбы русского
просвещения. В общем-то, вся сознательная жизнь Ломоносова состояла из
дней, подобных
26 ноября. Правда, люди не всегда были при этом. Но сам он, должно
быть, всегда
их видел перед собой и современников и потомков, ради которых и свершался его
просветительский подвиг. Пожалуй, лучше и точнее, чем
А. Н. Радищев, нельзя
сказать о Ломоносовском энтузиазме в подобные минуты: Человек, рожденный с
нежными чувствами, одаренный сильным воображением, побуждаемый
любочестием, исторгается
из среды народный. Восходит на лобное место. Все взоры на него стремятся, все
ожидают с нетерпением его произречения. Его же ожидает плескание рук или
посмеяние, горшее самая смерти. Как можно быть ему посредственным
Ломоносов начал
Слово с того, что
было ожидаемо всеми. И каждый получил свое. Рахман достойный его реквием и
вечную память. Враги просвещения достойную отповедь. Друзья новое
подтверждение неодолимости Ломоносовского духа. Праздная публика обильную
пищу для размышлений над великими чудесами натуры и высокой трагедией познания.
У древних
стихотворцев обычай
был, слушатели, что от призвания богов или от похвалы между богами вмещенных
героев стихи свои начинали, дабы слогу своему приобрести больше красоты и силы.
. . так начал Ломоносов, оратор и проповедник. Он смотрит на собравшихся в
зале а при составлении речи видел их в мечтании. Он успокаивается. Публика же
настораживается, напрягает внимание. Он уже в самом начале сильнее ее, ибо
она в неизвестности, а он знает, что ей предстоит, куда он поведет ее, в
какие глубины низвергнет и до каких немыслимых высот вознесет. К тому же
публике с самого начала дан соответствующий эмоциональный настрой и
предварительное указание на то, какого уровня предстоит разговор. Боги и герои
вот ключевые слова в зачине. Когда Ломоносов писал оды, он в подобные
моменты прямо восклицал:
