Иди, куда
влечет тебя
свободный ум, Усовершенствуя плоды любимых дум, Не требуя наград за подвиг
благородный.
И
все-таки эта дорога
свободная оказалась не для него. Вернее, он сам отказался от нее, ибо
она для
чистых поэтов Пушкин и чистых ученых Эйлер. Он же не был ни тем, ни другим в
отдельности. Он был просветитель в глубоком смысле этого слова. Для него
Истина могла стать наградой, по существу, лишь в том случае, если он ее не
только для себя откроет, но и приобщит к ней всех людей Когда бы смертным толь
высоко Возможно было взлететь. . . .
Вот почему
Ломоносов самым
решительным, самым страстным образом вступал в полемические научные и
литературные схватки. Общество должно получать точные знания и незамутненные
понятия об Истине. Вот почему он не мог, замыкаясь в кабинете или лаборатории,
вдали от людей, его не понимающих, утешать себя мыслью о том, что со
временем не они, так их потомки воздадут ему должное. У просветителя нет
времени.
1
Обратимся сначала к научной полемике.
Летом 1754 года
Ломоносов
прочитал во второй части первого тома Лейпцигского критического журнала по
естествознанию и медицине за 1752 год резкий отзыв о его
диссертациях, опубликованных
в первом томе Новых комментариев Петербургской Академии наук. Безымянный
рецензент в особенности нападал на Рассуждение о причине теплоты и
холода. После
этого отрицательные рецензии появились в Медицинской Библиотеке Р. А. Фогеля
1752
ив Гамбургском магазине 1753, в которых Ломоносов вновь подвергся нападкам за
свою кинетическую теорию тепла. Наконец, в ноябре 1754 года в Гамбургских
штатских и ученых ведомостях, называемых Беспристрастный Гамбургский
корреспондент он прочитал отчет об успешной защите Иоганном Кристофом Арнольдом
12 октября 1754 года в Эрлангеиском университете диссертации на тему О
невозможности объяснить теплоту посредством коловратного движения частей тела
вокруг их оси.
Ломоносов был
ошеломлен. Во-первых,
все это обрушилось на него в продолжение каких-то трех-четырех месяцев. Во-
вторых,
все четыре зарубежных отзыва били в одну точку в его кинетическую
теорию, оригинальность
и убедительность которой была в свое время засвидетельствована Эйлером. В-
третьих,
Рассуждение о причине теплоты и холода однажды уже было подвергнуто сомнению в
России, в 1747 году, когда Шумахеру показалось, что и это Рассуждение и
несколько других диссертаций Ломоносова не стоит печатать в первом томе Новых
комментариев Петербургской Академии благодаря чему, как мы помним, Эйлер и
получил
возможность дать высокую оценку Ломоносовским работам. Все было предельно
ясно: критика исходит от людей с ограниченным физическим мышлением, и с
научной точки зрения такою критикой вполне можно было бы пренебречь. Но
случайно ли то, что объектом критики стали как раз те самые
диссертации, которые
Шумахер не хотел помещать в первом томе Новых комментариев Ведь именно те самые
диссертации были в свое время поданы Ломоносовым на апробацию для получения
профессорского звания. . . Итак, критика ничего общего с наукой не имела ни
по мотивам, ни по существу. Это и предопределило полемическую тактику
Ломоносова.
22 августа 1754 года он выступил в
Академическом
собрании. Доложив коллегам о рецензии в Лейпцигском журнале, Ломоносов
зачитал написанное им Рассуждение об обязанностях журналистов при изложении ими
сочинений, предназначенное для поддержания свободы философии, Академическое
собрание одобрило Рассуждение и рекомендовало его к печати.
Затем, 28 ноября, уже
познакомившись с другими
нападками в немецкой прессе, Ломоносов пишет письмо Эйлеру. И это логично:
Эйлер, который высоко оценил
