таким образом на зависимость
поэмы Ломоносова от произведений
Гесиода, Ксенофана, Парменида, Эмпедокла. Дело
обстоит гораздо сложнее. Письмо настолько емкий аккумулятор исторически
предшествовавших стилей, что при желании в нем можно найти стилевые отголоски
не только дидактического эпоса греков, но и римской дидактической поэзии
Лукреций,
Вергилий, сатирической поэзии средневековья Клавдиан, героической поэзии
Ренессанса Камоэнс и т. д. Письмо первая русская поэма нового времени. Так
же, как человек еще до появления на свет в кратчайший срок переживает всю
историю Земли, новая русская поэзия при своем зарождении вбирает в себя
тысячелетний опыт мировой литературы.
Рационалистический
миф
Ломоносова о рождении Стекла ст. 15-36 показывает, какую роль он отводил огню
в своем произведении. О чем же говорит этот миф
Вопрос, как и когда был
создан мир, то есть вопрос о существовании чего-либо и кого-либо до мира, не
стоит перед Ломоносовым. Мир всегда и везде заполнен натурой. В ее лоне вечно
противоборствуют два враждебных начала: огонь и вода. Борьба идет за овладение
природой. Одна из этих сущностных сил огонь проявляет себя в мощном волевом
акте:
С натурой
некогда он произвести
хотя Достойное себя и оная дитя, Во мрачной глубине, под тягостью земною, Где
вечно он живет и борется с водою, Все силы собрал вдруг и хляби затворил, В
котяры
Океан на брань к нему входил. Напрягся мышцами и рамена подвинул И тяготу
земли превыше облек вскинул.
Огонь выступает как
рациональное начало мира: он целеустремленно активен порывается ввысь, собирает
силы, напрягается, подвигает, вскидывает потому что хочет произвести, он
почти различим мышцы, рамена и все это в противовес иррациональному
Океану, который
аморфен известно только, что он вода и анархичен борется, выходит на брань и
только.
Союз огня с натурой которая сама по
себе пассивна это
единство, обретаемое в смертельной борьбе. Чтобы понять дальнейшее развитие
внутреннего мира поэмы, очень важно уяснить, что Стекло появляется на свет
как результат мировой катастрофы:
Внезапно черный
дым навел
густую тень,
И в ночь ужасную
переменился
день.
Не баснотворного
здесь ради
Геркулеса
Две ночи сложены
в едина от Завеса;
Но
Этна правде сей свидетель
вечный нам,
Которая дала путь
чудным сим
родам.
Из ней разменная
река текла в
пучину,
И
свет, отчаюсь, мнил, что
зрит свою судьбину
Здесь мы, вдобавок ко всему, видим
в Ломоносове гениального стилизатора: восприятие космоса как живого организма о
чем свидетельствует почти физиологически точное описание чудных сих родов очень
близко к античной традиции мифы, Гесиод. О подражании здесь не может быть и
речи, ибо концептуально Ломоносов намеренно отмежевывается от старой мифологии
Не баснотворного здесь ради Геркулеса. . . .
Рожденное в
страшных муках, на
пределе созидательных возможностей натуры и огня, когда весь мир находится на
волосок от гибели, Стекло выступает как проявление мировой сущности, которая,
по Ломоносову, есть не что иное, как вечная борьба разумных и
