Грамматику и
увенчать все это
этимологическими разысканиями. Более того, находясь в цветущем
состоянии, Россия,
наконец, получает свою историю, и творец ее он, Шлецер.
Надо
отдать должное уму и проницательности Екатерины она сделала точную ставку на
Шлецера.
Какая захватывающая дух перспектива открывалась: венец всемирной
истории Россия
цветущая, и принцесса Ангальт-Цербстская во главе ее; а глаза всему миру на
это откроет геттингенский историк, убежденный, что Россия обязана
благодарности
чужеземцам, которым с древних времен одолжена своим облагороженном.
Дело Шлецера Екатерина поручила
Теплову. Тот нашел
общий язык с соискателем, и они вместе составили текст указа, который был
подписан императрицей. 29 декабря 1764 года этот указ о назначении Шлецера
ординарным профессором истории на особых кондициях поступил в Академию. Шлецеру
был определен высокий оклад 860 рублей в год и разрешен трехмесячный отпуск в
Германию с сохранением содержания. Кроме того, его работы освобождались от
опробования
в Канцелярии и Академическом собрании и подлежали отныне просмотру
непосредственно самой императрицей. Наконец, в приложении к указу
подчеркивалось: Не только не возбраняется ему Шлецеру. Е. Л. употреблять
все находящиеся в мин.
Библиотеке при Академии книги, манускрипты и прочие к древней истории
принадлежащие известия, но и дозволяется требовать чрез Академию всего того
что к большому совершенству поручаемого ему служить может Полная победа
Шлецера
Ломоносов роптал: все это в
нарекание природным
россиянам. Ломоносов рычал: все это покрывает непозволенную дерзость допущения
совсем чужого и ненадежного человека в Библиотеку российских
манускриптов, которую
не меньше архивов в сохранности содержать должно. Ломоносов стенал: Какое
рассуждение произойдет между учеными и всеми знающими, что выше всякого
примера на свете Шлецеровы сочинения выключены и освобождены от общего
академического рассуждения и рассмотрения, от чего нигде ни единый
академик, ни
самый ученый и славный не бывал свободен. Ломоносов собирался встретиться с
Екатериной, чтобы убедить ее в том, что. . . Но наступал 1765 год. Жить
оставалось три месяца, и Шлецер был уже недосягаем для него. И не только
потому, что уезжал в Геттинген где, кстати, пробыл вместо трех четырнадцать
месяцев, а потому прежде всего, что наступала иная эпоха. Елизавета заказала
историю России Ломоносову, а Екатерина Шлецеру. Беседа с императрицей, даже
если бы она состоялась, ничего бы не дала.
Не правда ли, бросая общий взгляд на
описанные
события с точки зрения Шлецера, нельзя не поразиться упорной и возрастающей
недоброжелательности Ломоносова к нему Действительно: оспорил все начинания
Шлецера
и не пропустил в свет ни одной его строчки все время подозревал в самых
неблаговидных помыслах и замыслах и т. д. Прямо-таки злой
гений, варвар, самодур,
преследователь. . .
Однако ж не будем торопиться с
определениями. Попробуем,
как было договорено, посмотреть на события с точки зрения
Ломоносова. Вернемся
в ноябрь 1761 года.
Шлецер прибыл в Петербург полгода
спустя после того, как Краткий
Российский летописец Ломоносова вышел третьим изданием, и три года спустя
после того, как началось печатание Древней Российской истории. Ну, прибыл и
прибыл. Вызвал его и жалованье ему как домашнему учителю выплачивает
Миллер. Ни
научных, ни административных претензий у Ломоносова к нему пока еще нет и быть
не может. Правда, личное недоверие к нему испытать и нахмуриться он мог уже
тогда. И неудивительно: ведь Шлецер с самого начала оказался своим человеком в
стане Ломоносовских противников Миллера, Тауберта, Теплова.
Но
первые восемь месяцев по прибытии Шлецера, если вспомнить тогдашнюю обстановку
вокруг трона, это ведь не простой промежуток времени. Он вместил в себя сразу
три царствования Последние дни Елизаветы, приход к власти и убийство Петра III
и, наконец, восшествие на престол Екатерины все эти события,
стремительно
