повинна была прежде
всего
Канцелярия и ее руководитель Шумахер. Ему было выгодно как в моральном, так и
в материальном отношениях направлять работу ученого учреждения в сторону от
науки. Это позволяло скрыть свою научную несостоятельность, хорошо выглядеть
в придворных, правительственных и вообще знатных кругах, а в Академии
выступать влиятельным представителем этих кругов. Юридически Шумахер не имел
права даже присутствовать на заседаниях Академического собрания он не был ни
профессором, ни адъюнктом. Но это неудобство для него было устранено еще
первым президентом Академии Л. Л. Блюментростом, который неофициально
заявлял, что, конечно, Шумахер не есть секретарь Академии, но самый старший
из членов ее и секретарь его величества по делам Академии, назначенный по
особому повелению с самого начала учреждения ее. Этого-то человека и
возглавляемую им Канцелярию, по мнению Ломоносова, надо устранить с пути
Академии, если только она действительно преследует в своей работе научные цели.
Что касается чисто профессиональных
проблем, стоявших
перед Академией, то энциклопедист Ломоносов обращает здесь самое серьезное
внимание на те пункты Академического регламента 1747 года, которые
ограничивали творческую инициативу ученых, неизбежное многообразие их
интересов. К тому же, подобные ограничения были вредны и с государственной
точки зрения, ибо многие полезные открытия могли оказаться закрытыми
вследствие чисто ведомственных препятствий. Каждому академику положено
упражняться
в своей профессии, а в чужую не вступаться, предлагает поразмыслить
Ломоносов. Сие ограничено весьма тесно, ибо иногда бывает, что один
академик знает твердо две или три науки и может чинить в них новые изобретенья.
Итак, весьма неправильно будет, ежели когда астроному впадет на мысль новая
физическая махина или химику труба астрономическая, а о приведении оной в
совершенство и описании стараться ему не позволяется и для того о том молчать
или другому той профессии уступить и, следовательно, чести от своего
изобретения лишиться принужден будет Сие немало распространению знаний может
препятствовать.
Наряду с
этим Ломоносов, как уже говорилось, озабочен и недостатком специалистов в
стенах Академии, что самым пагубным образом отражается на выполнении ее
основных задач, ради которых она создавалась. Академический корпус
составляется, 1. ради того, чтобы изобретать новые вещи, 2. чтобы об них
рассуждать вместе с общим согласием, напоминает Ломоносов. Но рассуждения
быть общие не могут, ежели о достоинстве изобретения один только знание имеет.
Например, во всем собрании только один ботаник, следовательно, что он ни
предложит, то должно рассудить за благо, как бы оно худо ни было; затем что
один только ботанику разумеет. Следовательно, и собрания академиков
тщетны. Итак,
в других академиях каждая профессия имеет в одной науке двух или трех искусных.
. .
Став в 1757 году сам членом
Академической канцелярии, Ломоносов
критику ее деятельности не прекращает. В январе 1758 года он пишет на имя
президента представление Об излишествах, замешательствах и недостатках в
работе Академии, где всю вину за них возлагает именно на Канцелярию, которая
отягощена
толь многими мелочами, что отнюдь не может иметь довольного времени думать о
важном и самом главном деле, то есть о науках. Канцелярия превратила
академические мастерские в фабрику по изготовлению различных штемпелей и
печаток, прочего вздора а особливо на продажу. Выполняются мастерскими и
крупные неакадемические заказы, например, делание математических инструментов
на продажу. Придав коммерческое направление академическим службам, Канцелярия
не оставляет им ни времени, ни материалов на производство необходимого
исследовательского инструментария, что практически ведет к свертыванию
экспериментальных программ: . . . фабричное дело так усилилось, что профессоры,
не имея надежды о произведении в дело их выдумок, совсем больше не
радеют. Наконец,
торг заморскими книгами делает Академию биржею.
Это последнее слово
точнее
всего определяет то, во что Шумахер превращал одно из крупнейших ученых
сообществ в Европе. Неудивительно, что глубокому внутреннему
