Датируется предположительно
промежутком времени с 26 сентября по 20 декабря 1742 г. Указ Сената от 22
сентября 1742 г. о том, что императрица собирается выехать из Москвы «по
первому зимнему пути», был получен в Академии наук 26 сентября
(ААН, ф. 3, оп.
1, № 945, л. 151), причем Академия была тотчас же привлечена к участию в
устройстве торжественной встречи (там же, л. 153); возвратилась же Елизавета
Петровна в Петербург 20 декабря того же года (Акад. изд. , т. I, стр. 190
втор. паг. ).
Публикуемая ода
занимает и в
поэтическом творчестве Ломоносова, и в его биографии особое место. Для
правильной оценки этого произведения необходимо учесть те исключительные
обстоятельства, при которых оно писалось.
Разбирая
оду, критик начала
прошлого столетия, А. Ф. Мерзляков, говорил не без основания, что
«песнопевец приметно увлекался порывами пламенного своего гения» и писал оду «в
разное время и не в одинаковом расположении духа» («Труды Общества любителей
российской словесности», 1817, ч. VII, стр. 45).
Воспетый Ломоносовым въезд
императрицы в Петербург был
обставлен необыкновенно пышно. Отзвуки громогласного празднества слышны в оде.
1742 год был годом резкого подъема национального самосознания. Русские люди
простодушно надеялись, что с падением Бирона, Миниха и Остермана и с
изгнанием Брауншвейгской династии деспотическому господству иностранцев пришел
конец; многим чудилось, будто дочь Петра I в самом деле, как пели
семинаристы, «свободила народ бедный». Такие настроения не могли быть чужды и
Ломоносову. Их питала обстановка, сложившаяся к тому времени в Академии наук:
7 октября 1742 г. Шумахер по жалобам близких Ломоносову академических служащих
был, как известно, арестован и заменен А. К. Нартовым, питомцем Петра
I, благоволившим
к Ломоносову. Однако же «расположение духа» у Ломоносова — это тоже твердо
известно — было в эту пору хоть и неизменно боевое, но, по верной догадке
Мерзлякова, не всегда «одинаковое»; именно к этим последним месяцам 1742
г. относятся
резкие стычки Ломоносова с представителями реакционных академических
кругов. Радужные
надежды сменялись далеко не беспочвенными опасениями; становилось ясно, что и
в Академии, и в правящих верхах Шумахер нашел себе надежных заступников; 28
декабря 1742 г. он был освобожден из-под стражи, а еще через две недели были
арестованы его обвинители.
Подъему
патриотических чувств
способствовала, кроме того, и международная обстановка. Приведение к
почетному окончанию беспричинно качатой шведами войны, происходившей в
непосредственной близости от Петербурга, было центральным вопросом
политического дня. Ломоносов, при его ярко выраженном отвращении к
завоевательным войнам, не мог отно
