ясно, что молодой вельможа
усиленно уговаривал и даже приказывал поэту
выступить против Елагина. Не менее ясно, что Шувалов был при этом не
совсем откровенен с Ломоносовым и свою просьбу о защите прикрывал,
с одной стороны, «разными рассуждениями, до словесных наук касаю-
щимися», а с другой стороны, игрой на авторском самолюбии поэта: Ло-
моносову предлагалось отомстить не за Шувалова, а за себя. И, наконец,
столь же несомненно, что Ломоносов не хотел вступать в полемику со
своими литературными врагами: у нас нет решительно никаких ос но вами й
считать
неискренними его двухкратные прямые заявления по этому пред-
мету (т. X наст, изд. , письма 35 и 36). Но Шувалов упорствозал, а от
его
помощи зависело разрешение разгоревшегося как раз в это время конфликта
Ломоносова с Шумахером (там же письмо 37). Ломоносову пришлось пойти
на уступки. На первый раз он ограничился тем, что в ответном письме от
16 октября 1753 г. постарался отразить предъявленные ему обвинения
в высокопарности. Это был ответ на елагинскую афишу-пародию, В том же
письме Ломоносов ответил и на послание Елагина к Сумарокову: «Я весьма
не удивляюсь, что он [Елагин] в моих одах ни Пиндара, ни Малгерба не
находит для того что он их не знает и говорить с ними не умеет, 'не разу-
мея ни по-гречески ни по-французски» Не забыта была и «Сатира на
петиметра и кокеток» но на нее ответил сперва не сам . Ломоносов а —- ве-
роятно по его предлояіению_______
Н. Н. Поповский (там же письмо
35). Перу последнего
как это установлено П. Н. Берковым (Берков, стр 134), принадле2кит пародия
на эту сатиру
озаглавленная «Возрзікение или Превращенный петиметр» (Каз. , стр
24 25), где в
заключительных стихах
ученик вступается
за своего учителя Ломоносова:
Парнасского
писца, для бога, не
заиай: Стократ умней тебя — его не задирай.
Шувалова все
это, по-видимому,
не удовлетворило, и Ломоносову пришлось, по его требованию, сочинить и
отправить ему еще одно письмо. Оно было без обычного именного обращения, без
подписи и являлось не столько письмом, сколько шутливой полемической
статьей, предназначенной
для распространения — по тогдашнему обычаю — в рукописном виде. Здесь, кроме
Елагина, был в весьма тонкой и едкой сатирической форме затронут и
Сумароков. Елагинская
сатира на петиметра упоминалась, и вступительная ее часть, обращенная к
Сумарокову, явилась даже канвой письма, но по существу этой сатиры, т. е. о
петиметрах и кокетках, Ломоносов не проронил ни слова (т. X наст, изд.
, письмо
36). Понятно поэтому, что и это второе, чрезвычайно остроумное выступление
Ломоносова опять не удовлетворило Шувалова.
Тем временем
внутриакадемический конфликт продолжал обостряться. В конце октября 1753
г. Ломоносов
послал президенту Академии наук решительное письмо, где требовал «сделать
конец двадцатилетнему бедному
