ственно бывает
причиною». «Безрассудные
поступки Петра III, —говорилось далее в манифесте, — столь чувствительно
напоследок стали отвращать верность российскую от подданства к нему, что ни
единого в народе уже не оставалось, кто бы в голос с отвагою и без трепета не
злословил его и кто бы не готов был на пролитие крови его». Ломоносов
воспользовался этими словами и сделал из них многозначительный вывод. То, что
было сказано Екатериной II о прошлом с единственной целью оправдать совершенный
ею дворцовый переворот, то, будучи переключено Ломоносовым на настоящее и на
будущее, обратилось под его пером в назидание, более того — в предостережение
царям. Именно так восприняли это и современники Ломоносова: 17 строфу его оды,
наиболее сильную, начинающуюся стихами
Услышьте, судии земные И все
державные главы,
Державин прямо называл «нравоучением»
(Г. Р. Державин,
Сочинения с объяснительными примечаниями Я. Грота, т. VII, СПб.
, 1872, стр.
570). Совершенно очевидно, что под «державными главами» Ломоносов разумел не
прусского короля и не турецкого султана, а русскую императрицу, только что
восшедшую на престол. Не нарушай законов, —
поучал ее Ломоносов, — воздерживайся от «буйности», не презирай подданных, а
воспитывай их, просвещай и облегчай им жизнь, будь милостива, щедра и
трудолюбива.
Если же ты будешь притеснять народ, — продолжал Ломоносоз (строфа 18), — то
народ от тебя отшатнется, и, как показал недавний опыт, ты подвергнешь себя
тем самым большой опасности. Это можно было понять так, что Екатерину при
известных условиях может постигнуть та же участь, что и Петра III. Правда, в
одной из последующих
строф Ломоносов уверял императрицу, что считает ее способной «Россами
владеть» (строфа 22), но этот холодный комплимент едва ли мог смягчить дерзкую
жесткость предшествующего предостережения.
До нас не дошло никаких прямых
свидетельств о том, как
отнеслась Екатерина к посвященной ей оде Ломоносова. Можно не
сомневаться, однако,
в том, что стихотворное подношение, полученное ею от прославленного
поэта, пришлось
ей не по душе. Такой непрошенный советчик, который всенародно обращался к ней
с печатными наставлениями, противоречившими ее намерениям, был ей не только
не нужен: он ей мешал. И она дала это почувствовать Ломоносову. В первые
месяцы ее царствования, когда на всех ее приверженцев, в том числе и на прямых
врагов Ломоносова — Теплова и Тауберта — сыпались обильные награды, Ломоносов
был обойден. Готовность помочь Ломоносову, проявленная таким сильным в то
время при дворе человеком, как Григорий Орлов, не дала никаких положительных
результатов. А через десять месяцев после воцарения Екатерины II она, как
известно,
уволила, было, Ломоносова в «вечную» отставку.