могу еще и других обучать
физике, химии и натуральной минеральной истории, и того ради имею
я, нижайший,
усердное и искреннее желание наукою моею отечеству пользу чинить. Ломоносов
пишет полные достоинства строки: Если бы в моей возможности было. . . на моем
коште лабораторию иметь и химические процессы в действо производить, то бы я
Академию Наук о том утруждать не дерзал. Он просит учредить в пристойном месте
химическую лабораторию и определить к ней двух студентов Степана Крашенинникова
и Алексея Протасова, которых обязуется обучать химической теории и практике и
притом физике и натуральной минеральной истории. В Академической канцелярии и
на это прошение наложили резолюцию: адъюнкту Ломоносову. . . по сему Ева
доношении
ничего сделать не можно.
Ломоносов, как
свидетельствуют все его современники, отличался высоким ростом, крепостью и
необычайной силой. Отзывчивый и великодушный по натуре, он вместе с тем был
необыкновенно вспыльчив, горяч и полон веселого задора. Любопытную
сценку, характеризующую
молодого адъюнкта Ломоносова, жившего отшельником на Васильевском
острове, сохранил
в своей биографии Ломоносова академик Якоби Шмелин:
Однажды в
прекрасный осенний
вечер пошел он один одинехонек гулять к морю по Большому Проспекту
Васильевского острова. На возвратном пути, когда стало уже смеркаться и он
проходил лесом, по прорубленному проспекту, выскочили вдруг из кустов три
матроса и напали на него. Ни души не было видно кругом. Он с величайшей
храбростью оборонялся от этих трех разбойников. Так ударил одного из них, что
он не только не мог встать, но даже долго не мог опомниться; другого так
ударил в лицо, что он весь в крови изо всех сил побежал в кусты, а третьего
ему уж не трудно было одолеть; он повалил его между тем как первый, очнувшись,
убежал в лес и, держа
