да:
и то время, в которое бы
я, нижайший, других моим учением пользовать мог, тратится напрасно, и от
меня никакой пользы отечеству не происходит: ибо я, нижайший, нахожусь от
сего напрасного нападения в крайнем огорчении.
Находясь под
арестом, Ломоносов
должен был содержать себя на своем коште, а жалованья ему не выплачивали. В
августе он с отчаянием писал в Академию, что пришел в крайнюю скудость:
нахожусь
болен, и при том не токмо лекарство, но и дневной пищи себе купить на что не
имею, и денег взаймы достать не могу.
Дело принимало
нехороший
оборот. Выплыла на свет и жалоба Ганкеля из Фрейбурга, которую в свое время
положил под сукно Шумахер. В июле 1743 года следственная комиссия признала
Ломоносова виновным по ряду статей уложения и за ту чинность по пятому пункту
морского устава, по 55-й главе генерального регламента учинить
наказание. Морской
устав гласил: Кто адмирала и прочих высших начальников бранными словами будет
поносить, тот имеет телесным наказанием наказан быть, или живота лишен, по
силе вины. Доклад комиссии был передан на высочайшую волю и во
всемилостивейшее рассуждение императорского величества. Но когда это
рассуждение
воспоследует, никто не знал.
Телесные
наказания были в то
время обыкновеннейшим делом. Адъюнкт Академии наук Михайло Ломоносов имел все
основания опасаться, что его подвергнут наказанию батогами или будут бить
плетьми. Покровителей при дворе у него не было. Милость капризной Елизаветы
могла зависеть от случайной прихоти. Его будущее было под угрозой. Но
Ломоносов
не теряет мужества. Долгие месяцы, проведенные под арестом в холодной и
промозглой академической каморке, не прошли бесплодно. Живя впроголодь
Ломоносов усердно работает. 23 июля 1743 года он подает в Академию наук
просьбу потребна мне, нижайшему, для упражнения и дальнейшего происхождения
в науках математических Невтонова физика и Универсальная Арифметика, которые
обе книги
