позолоченными украшениями. Дворец
был изумительным произведением искусства, и недаром Ломоносов сказал о
нем, что
при его создании художеств славных сила возможность всю и хитрость истощила.
Легкие, словно
уходящие в
бесконечную даль анфилады сверкающих зал. Ослепительный поток золота и ярких
красок. Обилие всевозможных украшений, хитроумные, причудливые волюты
завитки,
подражающие прихотливым изломам раковин, пальмовые листья и виноградные ветви;
фантастические маски зверей и фавнов; улыбающиеся, скачущие, цепляющиеся за
гирлянды цветов амуры. Двойной ряд окон, разделенных узкими
зеркалами, отражающими
друг друга, множит и без того пышное убранство. Огромные плафоны с
клубящимися облаками и мчащимися ввысь крылатыми гениями, фигурные узорчатые
паркеты, создающие иллюзию разбегающейся лестницы, все это как бы раздвигает
пространство, придает ему сказочную легкость, увеличивает грандиозность
открывающегося взору зрелища.
Это нетерпеливое великолепие
вполне отвечало характеру Елизаветы. Елизавета всю жизнь тщилась окружить себя
небывалой пышностью, но прожила в недостроенных, вечно переделываемых по ее
прихотям дворцах. Рядом с великолепными покоями высились груды мусора и хлама,
за пышными залами ютились неприглядные, тесные и душные жилые комнаты.
Роскошь
елизаветинского двора
приводила в изумление бывалых иностранных дипломатов, удивлявшихся диковинным
контрастам, окружавшим русскую царицу. В 1755 году граф Цинцендорф писал, что
путешествие в Царское Село для него было сильно отравлено смрадным запахом от
трупов лошадей, валявшихся по канавам в дороге. Лошади мчали позолоченный
возок русской царицы со скоростью до двадцати восьми верст в час. Павших
лошадей тут же бросали на дороге. Убрать их было недосуг.
Великолепие
елизаветинских
дворцов было лишь ослепительной декорацией, блестящим фасадом, за
