Носова должны были
представлять собой
такие же блестящие словесные иллюминации с условным изображением веселящейся и
торжествующей
России. Они неизбежно должны были соответствовать общей атмосфере придворных
празднеств, для которых они и предназначались. Ломоносов иногда даже
заимствует все краски из живописно-ювелирного придворного быта, как в оде 1745
года:
Там мир в полях
и над водами; Там
вихрей нет, ни шумных бурь, Меж бисерными
облаками Сияет злато и лазурь.
Кристальны горы окружают. Струи прохладно обтекают Усыпанной цветами
луг. Плоды кармином испещрены И ветви
медом орошены Весну являют с летом вдруг. . .
Нечего и думать, чтобы в этих
произведениях могла найти отражение подлинная жизнь крепостной страны. Это и
предопределило известную историческую ограниченность од Ломоносова, которые
неминуемо входили в создаваемый художественными средствами апофеоз русской
монархии. Великолепие Ломоносовских од, их торжественный, ликующий
тон, грандиозные
радостные образы, отражавшие исторический подъем России, в то же время
скрывали
истинный характер социальных отношений и положение трудового народа. Влияние
Кантемира уничтожается Ломоносовым, тонко замечает по этому поводу
А. С. Пушкин.
Само поднесение од и их
опубликование носило вполне официальный характер. И не случайно Пушкин называл
оды Ломоносова должностными. За их политическое содержание отвечал не только
Ломоносов, но и вся Академия наук. Они должны были соответствовать общим
декларациям правительства, которое при Анне и Елизавете продолжало смотреть на
поэзию, как во времена Петра, то есть весьма практически. Официально
публикуемые хвалебные оды должны были служить для разъяснения
