дубления, которыми наделял Ломоносов
царей, были
навязаны ему самими условиями одического жанра и придворного стиля, в рамках
которого была вынуждена развиваться его
поэзия. Ломоносов, несомненно, сознавал
не только известную традиционность, но и обязательность этих художественных
средств. В оде 1741 года он отмечает, что Бирон заставлял
. . . себя в
неволю славить, Престол
себе над звезды ставить. . ,
Пушкин и Белинский, оба с
глубоким уважением относившиеся к личности Ломоносова, осуждали его одический
стиль, как далекий народу и чуждый жизненной правде. Его влияние на
словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается, писал Пушкин о
Ломоносове в своей статье Путешествие из Москвы в
Петербург. Высокопарность, изысканность,
отвращение от простоты и точности, отсутствие всякой народности и
оригинальности, вот следы, оставленные Ломоносовым.
Пушкин и Белинский прежде
всего имели в виду, направление в современной им литературе, которое пыталось
опереться на одическую традицию Ломоносова в целях оправдания и возвеличения
феодальных устоев. Представители литературной и политической реакции
противопоставляли Ломоносова новой, свободолюбивой русской поэзии, дышащей
идеями Радищева, декабристов и первых революционных демократов-
разночинцев. Поэтому
Пушкин и Белинский и сочли себя обязанными указать на те черты одической поэзии
Ломоносова, которые стремились использовать в своих целях литературные
староверы. И замечательно что Белинский выступая против поборников старой
идеологии называет Ломоносова Петром Великим русской литературы то есть прямо
указывает на прогрессивность деятельности Ломано-
Пушкин и
Белинский ценили
прежде всего научную деятельность Ломоносова, потому что в ней он мог больше
проявить себя, выразить свое передовое, прогрессивное мировоззрение.
