воротом
событий, сорванной
победой над врагами России, победой, которая была близка и
неизбежна. Положение
его было особенно горько, потому что ему пришлось в довершение всего еще
выступить по должности своей с одой постылому и ненавистному всем новому
императору. Все враги Ломоносова, затаив дыхание, ждали, что же он скажет в
этой оде. Ломоносов воззвал к памяти Елизаветы. На это он имел право, ведь
усопшей
царице воздавались официальные почести. Через всю оду про-, ходит требование
продолжить политику Елизаветы и Петра Великого. Но Ломоносов знал что это
неосуществимая мечта. И вот скрепя сердце он пишет:
Голстиния, возвеселился. . .
Эта подневольная
ода больше
всего свидетельствует о трагическом положении русского патриота, скованного по
рукам и ногам феодально-крепостническим государством.
Ломоносов
подавлен и угнетен. У
него начинается серьезное сердечное заболевание, которое приковывает его на
два месяца к постели. Его не радуют теперь и морские торжества, состоявшиеся
в мае 1762 года, торжественный спуск кораблей, построенных еще при Елизавете.
Какая может быть радость, если еще до объявления мира один корабль назван
Королем
Фридрихом, а другой Принцем Жоржем по имени дяди Петра III Георга Гол-
штинского
В стране росли
тревога и
возмущение. Гвардейские полки негодовали. Духовенство было охвачено смятением,
узнав, что Петр III в разговоре с Дмитрием Сеченовым высказал пожелание
убрать все иконы из православных церквей и переделать их по протестантскому
образцу. Среди моряков царило волнение, так как Петр собирался наводнить
русский
флот английскими морскими офицерами.
Со всех сторон
приходили
тревожные вести. Петр III добрался и до Академии наук. В первые же дни своего
царствования он недвусмысленно сказал за столом академику Штелину, что давно
заме
