есть своего дела выиграть у
превосходящего его силами Ломоносова, писал Шлцер, который мечтал лишь о том,
чтобы поскорее получить свой паспорт на отъезд за границу. Но друзья
Шлцера, рассматривавшие
его борьбу с Ломоносовым как свое дело, не дремали. 3 января 1765 года, как
гром среди ясного неба, последовал указ Екатерины о назначении адъюнкта Шлцера
ординарным профессором истории, минуя все процедуры, вроде избрания в
Конференции
профессоров, представления научных трудов и т. д. Шлцеру было, назначено
жалованье восемьсот шестьдесят рублей в год, предоставлен отпуск для
поправления
здоровья в Германию, дано право представлять свои сочинения непосредственно
царице,
чтобы они тем беспрепятственное могли производимы быть в печать; в указе
подчеркивалось, что не только не возбраняется ему Шлцеру употреблять все
находящиеся в императорской библиотеке и при Академии книги и манускрипты и
прочие к древней истории принадлежащие известия, но дозволяется требовать
через Академию всего того, что к большему совершенству поручаемого ему дела
служить может.
Шлцер подробно
рассказывает в своих
мемуарах, как Тауберт сумел найти покровителей при дворе, которые в должном
свете сумели представить все это дело Екатерине. К ней имел открытый доступ
гене-ралрекетмейстер
Козлов, сын которого учился у Шлцера латыни вместе с детьми Кириллы
Разумовского и Теплова. Тауберт этого господина, как и многих других, потешал
рассказами о моих приключениях, сообщает Шлцер. Козлов, улучив нужную
минуту, сумел доложить Екатерине; которая не только весьма охотно его
выслушала, но и одобрительно отозвалась о представленном ей прошении
Шлцера, сказав,
что оно хорошо написано.
Екатерина II не
питала никаких
иллюзий относительно Тауберта и порядков насаждавшихся им в Академии
наук. Когда
Авраам Ганнибал доложил ей, что проект канала между Петербургом и Москвой
пропал неизвестно куда вместе с другими ба
