Собрание лучших
сочинений 1762,
ч. IV, стр. 237273 поместил со своими сочувственными примечаниями перевод
полемического письма Руссо с возражениями против основной идеи поэмы Вольтера.
36 Можно думать,
что Ломоносов, внимательно следивший за творчеством Вольтера стихи
последнего
77
Фридриху II
Ломоносов перевел
чуть ли не через месяц после их появления в списках, был знаком и с поэмой
Вольтера, и с откликами на нее.
Ломоносов иначе, чем Вольтер,
откликнулся на лиссабонское землетрясение. Ломоносов нашел научное объяснение
землетрясений как закономерного явления, вытекающего из геологической
структуры Земли и тем самым сделал ненужным и беспочвенным самый спор между
сторонниками
и противниками философии оптимизма.
Однако поставленная Вольтером
проблема зла, как показало дальнейшее ее развитие в учениях немецкой
идеалистической философии и, позднее, в романтической литературе, стала
одной из центральных философских проблем века.
Решение частного вопроса о
детерминизме зла в природе происхождение землетрясений не избавляло Ломоносова
от необходимости дать ответ и на вопрос о роли зла в человеческом обществе и в
истории. Семилетняя война, в ходе которой все неприглядные стороны
дворянско-бюрократической империи в России обнаружились с небывалой до того
ясностью и очевидностью, направила внимание Ломоносова на поиски конкретных
причин слабости и несовершенства абсолютистского строя.
Рационалистическая мысль века
вновь и вновь возвращалась к проблеме согласования, примирения эгоизма
личности зла, как думали многие из просветителей, и общественного интереса,
общественной пользы, т. е. добра. В наиболее конкретной форме, особенно
во второй половине столетия исследовалась одна из важнейших страстей тщеславие,
гордость, стремление к славе.
Монтескье
считал, что
республиканский строй может держаться только на добродетелях граждан, причем
имеются в виду, конечно, политические, общественные добродетели. Что именно
он считает республиканскими добродетелями, можно видеть из противопоставления
монархии и республики; по его мнению, в отличие от республики, монархия
существует
независимо от любви к отечеству, от стремления к истинной славе, от
самоотвержения, от способности жертвовать самым дорогим и от всех героических
добродетелей.
37 Для
монархического правления
78
Монтескье
находит, взамен добродетели,
другую движущую пружину честь: Все это напоминает систему мира, где есть
сила, постоянно удаляющая тела от центра, и сила тяжести, привлекающая их к
нему. Честь приводит в движение все части политического организма; самым
действием своим она связывает их, и каждый, думая преследовать свои личные
интересы, по сути дела стремится к общему благу. 38
Поэтому Монтескье склонен был
положительно оценивать с точки зрения общественной пользы и исторического
прогресса стремление к личной славе или, как он сам писал, тщеславие
vanite, в котором он видел
действенное и необходимое средство для процветания нации: Тщеславие служит для
правительства настолько же полезной пружиной, насколько
гордость опасной. Достаточно
только представить себе, с одной стороны, бесчисленные блага, вытекающие из
тщеславия: отсюда рождаются
роскошь, промышленность, искусство, моды, вежливость,
вкус . . . леность порождается гордостью, труд следствие
тщеславия. Гордость
заставляет испанца не работать; тщеславие побуждает француза научиться
работать лучше других. 39
Французские материалисты, особенно
Гельвеций, еще последовательнее, чем Монтескье, подчеркивали политический
смысл проблемы стремления к славе. Считая страсти человека первопричиной
всякого общественного и умственного прогресса,
