сатирических
произведениях, которые,
впрочем, имели довольно тесный горизонт. При всем различии этих характеров и
их литературного содержания, эти первые писатели сходились в одном общем
стремлении. Они одинаково чувствовали, что стоят в начале нового
литературного периода, и это само собою направило их деятельность.
Перед ними стояла
задача
созидания новой литературы. Первые годы их жизни прошли в знаменательную эпоху,
которая была великим историческим переворотом. Для всех, в ком был живой
инстинкт национального величия и в ком пробудилась жажда знания, эпоха Петра
должна была представляться повелительным указанием дальнейшего труда на поприще
начатых преобразований и на поприще знания. Едва ли во всей нашей литературе
прошлого века был другой писатель, который глубже был проникнут чувством того
и другого, чем был Ломоносов: это чувство стало для него
убеждением, проникавшим
неизменно все его помыслы. Память Петра была еще свежа, и подобное настроение
господствовало и в тоне официальной жизни, и в искреннем убеждении наиболее
образованных людей, В применении к литературе и науке исполнение заветов Петра
было так же обязательно, каким признавали его в других областях национальной
жизни. В чем должно было оно состоять, было ясно. Если Петр водворял у нас
науки, надо было продолжать его дело, которого, по его многосложности, он
не успел совершить; задуманное и решенное им надо было осуществить, как
только по его смерти можно было основать задуманную им Академию Наук. Труда
предстояло очень много, и в числе наук, которые нужно было водворить, была
также и литература scheme Wissenschaften, belles lettres, которая так богато
процветала у всех просвещенных народов Европы. Для науки, по мысли Петра
Великого, основано было учреждение, которое должно было сразу стать наравне с
европейскими академиями и вместе с тем служить для образования русских ученых
людей в этом учреждении прошла потом неутомимая и страстная деятельность
Ломоносова; но должно было стараться о размножении средств науки, и с другой
стороны заботиться о насаждении изящной литературы: этой последней надо было
служить собственными усилиями не представлялось другой возможности установить
дело, основою которого везде была свободная деятельность писателей. Общение их
было возможно только в деле критики и в работах по установлению литературного
языка, как это было во французской Академии, и по этому примеру при
Петербургской Академии, еще до Ломоносова, устроилось, как дальше
увидим, особое
Российское Собрание.
Названные писатели
чисто
случайно стали во главе литературного дела: один, попович, на свой страх и
шедши
пеш, сбежал из Славяно-греко-латинской Академии в Париж, там слушал лекции и
увлекся французской литературой; другой, после той же Академии, был прямо
послан за границу, где должен был учиться сначала немецкому языку, потом
философии и горному делу, ему рекомендовали также заняться российским штилем,
неизвестно какими средствами; третий учился в кадетском корпусе. Ни об одном
неизвестно, чтобы кто-нибудь из них возрастал под каким-либо определенным
нравственным и литературным руководством. Главный мотив, который пробудил в
них страстный интерес к насаждению новой литературы, заключался в том
могущественном впечатлении, которое оставила недавно только кончившаяся
преобразовательная деятельность Петра Великого. Мы видели раньше, как это
влияние увлекало непосредственных свидетелей и современников преобразования, и
долго после, в течение целого последующего века, его память, укрепляемая
наглядными результатами, возбуждала умы, восприимчивые к интересам
просвещения. Такими восприимчивыми, хотя очень различными по размерам
дарований, людьми были и названные писатели, и ими сполна овладело стремление
доставить русской литературе то, чего ей еще недоставало на новом пути
национальной жизни. В силе политической Россия со времен Петра сравнялась с
самыми могущественными государствами Европы; нужно было, чтобы она не
уступала им в просвещении и литературе. Достичь этого можно было только
перенесением в Россию, усвоением ею тех успехов просвещения, какими гордилась
тогда